Печатная версия работы Льва Тихомирова «Монархическая государственность» является библиографической редкостью. Ведь это исследование дает ответы на важнейшие вопросы: что есть русский человек, и какова роль религии в его жизни?

Считается, что творчество Льва Тихомирова замалчивали как в советское время, так и сейчас. Действительно, о его работах неизвестно широкой общественности, а между тем Тихомирова можно по праву назвать одним из виднейших публицистов и мыслителей русского патриотизма.

Личность Льва Тихомирова крайне интересна, ведь его убеждения и взгляды претерпели кардинальные изменения: из рьяного революционера он стал подлинным монархистом. Для мировой истории это удивительный случай, когда революционер такого высокого ранга превращается в еще более известного традиционалиста.

Известный историк С.М. Сергеев пишет: «Это все равно, как если бы под псевдонимом Жозеф де Местр скрывался Робеспьер или В. И. Ульянов-Ленин в 1905 году вместе с доктором Дубровиным сделался автором программы Союза русского народа. Да. Тихомиров ушел дальше других, но он и вернулся дальше, радикальнее других. Он вернулся вообще навсегда, уверенно встал на почву традиции, чтобы с нее уже не сходить».

Интерпретируя эволюцию Льва Тихомирова, его бывшие соратники объясняли такие изменения сумасшествием. Так, российская революционерка Вера Фигнер, утверждала, что если «революционер, социалист и атеист выходит монархистом, реакционером и религиозным ханжей», то объяснить это просто – «он заболел психически».

Однако именно благодаря такой смене убеждений, Лев Тихомиров стал едва ли не единственным теоретиком русского монархизма, а обществу был подарен грандиозный труд «Монархическая государственность». Он написал его в 1905 году. Сергей Сергеев по этому поводу пишет: «Есть, конечно, какая-то поразительная мистика истории в том, что "Монархическая государственность" была издана именно в 1905 году, т. е. в том году, когда русское самодержавие начало свой трагический путь на станцию с символическим названием – Дно».

Лев Тихомиров очень чутко реагировал на малейшие изменения в обществе, поэтому начал предчувствовать крушение монархии еще в 1899 году. В своем мартовском дневнике он записывает: «… ни единого крупного человека в лагере монархии». А уже в июле пишет следующее: «Тяжело служить безнадежному делу, а его безнадежность мне становится все очевиднее. Православие тает, как свечка… О монархии - трудно даже говорить. Одна форма, содержание которой все более затемняется для всех. О народности уже и вовсе не возможно упомянуть. Где она? ... А между тем - не могу же я потерять знание. Не могу я не видеть, что монархия (как она должна быть) есть высшая форма государственности. Не могу я не верить в Бога». Предчувствия его не обманули.

Формы власти

Согласно Тихомирову, власть и свобода – это различные проявления одного и того же факта, а именно самостоятельности человеческой̆ личности. Ведь если бы человек не был существом, заключающим в себе некоторую самостоятельную силу, если бы он был простым результатом каких-либо внешних влияний, он не был бы способен ни к состоянию свободы, ни к состоянию власти. Автор пишет: «Наша свобода есть нечто иное, как состояние независимости от данных окружающих условий, а такое состояние может явиться только при способности напряжения внутренней нашей силы до степени по крайней мере равной напряжению действующих на них внешних сил. Наша власть есть нечто иное, как переход этого внутреннего напряжения к подчинению сил внешних условий или внешних сил». Писатель подчеркивает, что власть и подчинение не обязательно должны быть непременно результатом какого-либо насилия, подавления одной личности другою.

Власть в государстве всегда проявляется в виде монархии, аристократии или демократии. Некоторые теоретики утверждают, что все формы власти можно свести к одной, основной. Обычно при этом за основную форму берется демократия, из которой остальные формы власти развиваются и в нее же окончательно переходят. Лев Тихомиров не согласен с этой точкой зрения. По его мнению, все три формы власти необходимо признать самостоятельными, которые не возникают из друг друга, но сосуществуют постоянно рядом. Автор пишет: «… они никогда не уничтожаются в недрах общества, какой бы из них ни приобрел в данном обществе или в данную эпоху значения власти собственно верховной». Таким образом, смену форм Верховной власти можно рассматривать как результат эволюции национальной жизни, но не как эволюцию власти самой по себе.

Лев Тихомиров пишет, что есть ряд наций, которые прошли полный цикл развития и при этом знали только одну форму Верховной власти. Например, Византия все свое время прожила монархией. Венеция с начала до конца была аристократией. Швейцарские племена только с завоеваниями подчинялись монархии, но в периоды самостоятельности всегда создавали демократию. Есть народы, у которых государственное развитие начиналось с монархического принципа, а есть прирожденные демократии.

Согласно Тихомирову, выбор формы Верховной власти обусловливает нравственно-психологическое состояние нации. Общественный деятель пишет: «Оно может порождаться какими-нибудь влияниями социальной или экономической эволюции или вторжением каких-либо внешних исторических условий, какими-либо особенными религиозными влияниями: но откуда бы ни возникало то или иное нравственно-психологическое состояние именно оно, а не что другое приводит нацию к предпочтению в пользу той или иной формы Верховной власти». Так, демократия выражает доверие к силе количественной, аристократия – к авторитету, проверенному опытом. Монархия же выражает доверие к силе нравственной.

Если в обществе не существует идеала, который охватывает все стороны жизни, то связующей силой общества является численная сила, количественная. Такая сила создает возможность подчинения людей власти даже в тех случаях, когда у них нет внутренней готовности к этому. Тихомиров подчеркивает, что это первый, элементарный фазис чувства дисциплины, который можно сформулировать выражением: «Куда мир, туда и мы». Это формула демократической дисциплины. Брайс описывает совершенно такое же состояние духа в американской демократии Соединенных Штатов.

Если всеобъемлющие идеалы не осознаются всеми, но при этом все-таки в народе имеется вера в существование разумного закона общественных явлений, то появляется господство аристократии, людей «лучших», способных по своей природе указать эту социальную разумность.

Наконец, если в нации есть всеобъемлющий идеал нравственности, который приводит к готовности добровольного себе подчинения, то появляется монархия. При этом для Верховного господства нравственного идеала не требуются действия силы физической (демократия), и не нужен поиск истолкования этого идеала (аристократия). Необходимо лишь постоянное выражение его, к чему, по мнению Льва Тихомирова, способнее всего отдельная личность как существо нравственно разумное. 

Разновидности монархии

В основе существования монархии лежит религиозное начало, социальный строй и сознательность Верховной власти. Причем недостаток сознательности приводит к искажению ее форм – появляется монархия деспотическая и абсолютистская. Истинной же монархией стоит считать самодержавную.
Истинная монархия – такая форма общественного строя, когда одно лицо получает значение Верховной̆ власти, то есть не просто влиятельной̆ силы, а власти верховной. В чистом виде это может случиться, когда монарх, вне сомнения для нации и самого себя, является назначенным на государственное управление от Бога. 

Власть монарха возможна только при народном признании, добровольном и искренним. Важно подчеркнуть, что монархическая власть является представительницей не собственно народа, а той высшей силы, которая есть источник народного идеала. Признавать верховное господство этого идеала над своей государственной жизнью нация может только тогда, когда верит в его абсолютное значение и возводит его к абсолютному личному началу, то есть Богу. Это важное условие, чтобы власть перестала быть делегированной̆ от народа и могла стать делегированной от Бога, а потому совершенно независимой от человеческой воли, и от каких-либо народных признаний. Лев Тихомиров отмечает: «Но для того, чтобы она (монархия) могла быть действительно Верховной властью Божественного нравственного начала, эта монархия должна быть создана истинной верой, верой в истинного, действительно существующего Бога».

Монархия деспотическая отличается от истинной монархии тем, что в ней воля монарха не имеет объективного руководства. В монархии истинной̆ воля монарха подчинена Богу. Она имеет своим руководством Божественное учение, нравственный̆ идеал, долг. Именно поэтому в самодержавной монархии произвол Верховной власти принципиально невозможен. Но если в монархии личная Верховная власть основана на ложных религиозных концепциях, то тогда она становится властью деспотической. 

Лев Тихомиров отмечает, что возможно возникновение двух видов самовольный монархии: когда ложные религиозные концепции связаны с личным обожествлением монарха, или с божеством, сознаваемым только как некоторая огромная сила, без нравственного содержания. Понятно, что при личном обожествлении монарха, желания правителя и есть закон. В этом случае не может быть и речи о каком-либо нравственном единении власти с подданными, хотя она может возникнуть случайно. 

При концепции всесильного божества, которое выдвигает данную личность, получается также власть верховная. Лев Тихомиров пишет, что такая власть тоже деспотична, так как содержание и направление воли божества, покровительствующего монарху, и заставляющего всех ему подчиняться, остается неизвестным. При такой форме власти какое-либо тесное общение монарха с народом не предполагается, как и в случае, когда личность монарха обожествляется. 

Монархия истинная, то есть представляющая Верховную власть нравственного идеала, неограниченна, но и не абсолютна. Автор пишет: «Она (истинная монархия) имеет свои обязательные для нее начала нравственно-религиозного характера, во имя которых только и получает свою законно-неограниченную власть. Она имеет власть не в самой себе, а потому и не абсолютна. Властью абсолютной обладает только та сила, которая ни от чего, кроме самой себя, не зависит, истекает из самой себя. Таковой является власть демократическая, которая есть выражение народной воли, властной по тому самому факту, что она есть воля народа, власть сама из себя происходящая, и тем самым абсолютная».

Абсолютизм, как тенденция, фактически может проявляться при всех началах власти, но лишь по злоупотреблению. По своему же духу он свойственен только демократии, так как народная воля ничем кроме самой себя не обусловлена. При такой форме все государственные средства управления передаются одному лицу, которое становится обладателем власти абсолютной, суммой всех государственных властей. По единоличности этой формы власти она считается монархией. Однако Тихомиров отмечает, что в сущности это вовсе не монархия, а некоторая диктатура.

В абсолютной монархи монарх обладает всеми властями, но власти верховной не представляет: она делегируется ему от народа. Причем народ в любой момент может упразднить делегированную власть и вернуть ее себе. Вообще, Верховная власть по существу неотчуждаема.

Анализ русской монархии

В своей работе Лев Тихомиров пишет о том, что Россия представляет страну с особо благоприятными условиями для выработки монархической Верховной власти. Он пишет: «Русская монархия своими первоначальными корнями связана с наиболее первобытным родовым языческим строем, а косвенными условиями возникновения - с империей̆ Римской; могущественными и прямыми влияниями она связана с христианством и византийским самодержавием; а окончательно сложилась в эпоху огромного внешнего влияния на нас монгольского Востока, а затем в борьбе с аристократическим польским строем». Завершение эволюции русской монархии связано с влиянием западноевропейских идей, как монархических, так и демократических.

Лев Тихомиров подробно расписывает эволюцию русской монархии с начала ее зарождения. Он пишет о том, что первый проблеск Верховной власти появился еще при князьях. Окончательно монархия утвердилась с приходом к власти Ивана Грозного, которому удалось сформулировать ее точное значение. На деятельности некоторых правителей автор останавливается подробно, некоторых и вовсе лишь упоминает. Дело в том, что процесс управления страной не входит в объект его изучения, Тихомирову важнее увидеть тенденцию, выявить взаимосвязи, сделать выводы. 

Благодаря такому детальному исследованию автору удается определить слабые стороны русской государственности. Главные из них - недостаток сознательности, шаткость политического строения и появление бюрократии. Недостаток сознательности формирует «стихийность» русской истории, которая отмечается всеми историками, а некоторые даже ошибочно принимают это за достоинство.
Лев Тихомиров пишет, что сила инстинкта в русском народе очень велика, но им одним нельзя устраивать государственные отношения. Политическая идея должна иметь свою философию и систему права. Этого в России никогда не было. 

Шаткость политического строения выражена несистематизированным и путаным управлением. Такая ситуация сложилось из-за нарастания функций личного хозяйства великих князей, присоединения новых областей или просто приказами великих князей и царей, которые поручали дела доверенным подданным. Понятно, что, в конце концов, все это сделало необходимый контроль практически невозможным и дало обширное поле всевозможным злоупотреблениям. Несовершенство управительных учреждений хорошо сознавалось правительством, и оно их беспрерывно переделывало. Но для этого не имелось руководящих административных и юридических принципов. Автор отмечает, что правительство действовало ощупью, по глазу, по случайным условиям.

Кроме того, в XVII веке в России появилась бюрократия, которая стала вытеснять аристократию в высшем управлении и земщину в низшем. Дьяки начали играть огромную роль даже в боярской думе, в то же время ослабевшие родовитые фамилии начали усваивать бюрократической̆ характер. У бюрократии появляются замашки сделаться единственным органом управления.

Подробно Тихомиров останавливается на двух кризисах, первый из которых - московский, который вызвал потребность к просвещению. Тихомиров пишет: «В России было очевидно поразительное противоречие: она глубоко верила в свои основы, имея явное доказательство их спасительной силы. Она считала себя выше всех народов, третьим Римом, после которого уже не будет четвертого. И, однако, малейшее наблюдение показывало русскому человеку полное несоответствие его наличной культурной силы с этим идеальным величием. При всех столкновениях не только с Западной Европой, но и с Польшей, и даже с Турцией, русские не могли не видеть, что они круглые невежды, дикари, не имеют ни технических, ни философских знаний, ничего не умеют сделать, оказываются даже плохими организаторами и не понимают глубоко даже тех основных истин, обладание которыми давало России претензию на значение третьего Рима».

Эта разочарованность привела даже к церковному расколу, который возник на небывалой̆ в христианстве почве – всего лишь вопрос об исправлении книг и обрядов. Автор отмечает, что в русском народе, как с православной, так и со старообрядческой стороны, проявилось очень грубое понимание веры. На первом месте поставили не догмат, веру, любовь и единение, а материальный элемент. Тихомиров с горькой усмешкой пишет: «Сложение перстов или число просфор сочтено более важным, нежели вера и любовь». Это было проявлением страшной религиозной неразвитости. 

Начало второго кризиса стоит рассматривать с 1861 года, когда вопрос с просвещением уже был решен. Однако снова возник более глубинный: «Россия – все еще носитель мировой миссии»? В это время в социально-экономическом положении народа начались коренные изменения: среда крестьян-земледельцев стала расслаиваться, началось развитие фабрично-заводской̆ промышленности. И вот здесь, на фабрике, среди населения, лишенного всяких социальных устоев, нашла себе почву отрицательная, социалистическая и даже сектантская пропаганда. Все эти идеи начали проникать в народную массу.

Тихомиров пишет: «Итак, русский̆ тип государственности, казалось бы, наиболее должен был укрепиться с 1861 года. Но для этого монарху необходимо было быть с народом, в мысли, в сердце, в общении. Монарху необходимо было вливать в свою личность всю живую работу народного духа. А между тем в этот момент самый важный, самый решительный, самый критический, какой только был в истории России, на монархию тяжко налегло антимонархическое управительное построение, выращенное в предшествовавший период». 

Именно в это время сказались все вредные последствия насажденной с Петра и усиленной̆ с Александра I бюрократии. И если раньше она ослаблялась влиянием дворянства, то теперь дворянство потеряло возможность исполнять прежнюю роль связи между Верховной властью и нацией. По мнению Тихомирова, это было роковое обстоятельство, которое разъединило царя и народ в тот самый момент, когда их единение было наиболее необходимо.

Тихомиров пытается сделать вывод о том, к каким последствиям все вышесказанное может привести. Он отмечает, что нравственное единение сейчас крайне затруднено, в монархический принцип велик и силен только им. Когда такое единство не поддерживается, не доказывается, не проявляется, в народе неизбежно начинают шевелиться сомнения в реальности такой формы Верховной власти, и получает успехи проповедь других принципов государственного строя. Вместе с тем, автор отмечает одновременное расслабление и национальных сил, и самого государственного управления. И заключает, что притягательной силой теперь способен обладать, конечно, социализм. Удивительно, что какое точное автор дал предсказание России. Он пишет: «Но неприменимость социалистического строя к русским современным экономическим условиям слишком ясна. На будущее же время, несомненно, сама европейская практика покажет на фактах то, что уже и теперь ясно для знающих, т. е. что действительное разрешение «рабочего вопроса» дается вовсе не социализмом, а системой профессиональной организации».

Источники:

1. Л.А. Тихомиров «Монархическая государственность» (www.dugward.ru/library/tihomirov/tihomirov_monarhicheskaya_gosudarstvennost1.html)
2. Борис Башилов «Монархия. Республика. Диктатура» (www.gosudarstvo.voskres.ru/bash_1.htm)
3. С.М. Сергеев «Творческий традиционализм» как направление русской общественной мысли 1880-1890-х гг. // Российский консерватизм в литературе и общественной мысли 19 века. М. ИМЛИ РАН, 2003. С. 35-38