Прошло 35 лет с момента взрыва на Чернобыльской атомной электростанции. Кажется, только сейчас происходит переосмысление этого события, только сейчас человечество стало понимать, с чем пришлось столкнуться тогда врачам-ликвидаторам.
Принято называть случившееся 26 апреля 1986 года на чернобыльской атомной электростанции аварией. Достаточно эмоционально-нейтральное слово. Уж точно оно менее эмоционально окрашено, чем «катастрофа». Слово «авария» лучше звучало в новостных сводках, не подрывало авторитет советский власти. Словно произошел очередной инцидент, неурядица, будто бы у машины на трассе разорвало колесо, и она была вынуждена съехать в кювет. Чем не авария? Так думали и многие ликвидаторы, когда начали съезжаться со всех республик на место происшествия. И только зашкаливающие дозиметры, и колонны эвакуированных людей говорили об обратном.
Сразу стоит подчеркнуть, что случившееся было большим социально-политическим событием в СССР. Этот фактор существенно повлиял на расследование причин аварии. Сейчас существует две официальные версии. Так, государственная комиссия, которая была сформирована в СССР сразу после взрыва, возложила ответственность на сотрудников и руководство атомной электростанции. С ней согласилась и консультативная группа Международного агентства по атомной энергии — выводы были сделаны на основе документов, предоставленных советской стороной, и устных высказываний сотрудников станции.
Дело в том, что на 25 апреля как раз была запланирована остановка 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС для очередного планово-предупредительного ремонта. Во время таких остановок обычно проводятся различные испытания оборудования. Так случилось и в тот день, когда испытания завершились катастрофой.
В 1990 году комиссия Госатомнадзора СССР заново рассмотрела этот вопрос. Эксперты пришли к заключению, что «начавшаяся из-за действий оперативного персонала Чернобыльская авария приобрела неадекватные им катастрофические масштабы вследствие неудовлетворительной конструкции реактора». Вдобавок выяснилось, что испытания не стали причиной аварии, а наоборот облегчили проведение расследования, так как вместе со штатными системами контроля работала ещё и внешняя. Кроме того, оказалось, что некоторые действия сотрудников, за которые ранее следовали в их адрес обвинения, не нарушали действовавшие на тот момент регламенты.
Вслед за советской комиссией Международное агентство по атомной энергии провело дополнительное расследование. В результате глава о причинах взрыва на реакторе была существенно доработана. Теперь наиболее вероятной причиной аварии были названы ошибки проекта и конструкции реактора.
Об этом же долгие годы говорил заместитель главного инженера по эксплуатации 2-й очереди Чернобыльской АЭС Анатолий Дятлов. По его словам, взрыв произошел из-за того, что реактор был выполнен с большими отклонениями от норм проектирования. «Сама авария, ее даже нельзя назвать аварией, это катастрофа, которая не мыслилась, она могла произойти при проведении любой другой работы. Никоем образом не связана с проведением эксперимента, она произошла при проведении эксперимента, но не из-за него», — отмечал инженер.
Добавим, что судом Анатолий Дятлов был признан одним из виновных в аварии и осужден на 10 лет колонии общего режима. Из-за того, что он получил большую дозу облучения, Анатолий Дятлов не мог отбывать наказание, но советские власти решили по-другому. В итоге инженер провел в колонии четыре года и был освобожден только после официальных писем за подписью академика Сахарова и других деятелей науки. Он умер в возрасте 64 лет от рака костного мозга.
Сразу же после взрыва на чернобыльской АЭС, в Припять были направлены так называемые ликвидаторы — различные специалисты, борющиеся с последствиями катастрофы. Среди них было несколько тысяч врачей. В соседних деревнях были организованы медико-санитарные батальоны, здесь же проживало выведенное из Припяти население. Военные лаборанты людей осматривали, дозиметрами определяли уровень заражения, брали кровь на анализ. Смотрели, какие показатели лейкоцитов и тромбоцитов у пациентов. Согласно воспоминаниям ликвидаторов, лекарств было много, что бы не назначалось человеку, можно было сразу начинать лечение. Потом химики обрабатывали людей, проще говоря обмывали. Тяжелых отправляли на лечение в госпиталь в Киев.
Врач-эндоскопист Луховицкой ЦРБ Игорь Свинцов рассказывал, что в это время он как раз служил в армии, там получил распоряжение прибыть в Чернобыль. «Такой массивной колонной со своей кухней мы выдвинулись. Приехали мы в место расположения в Брагинский район — это Гомельская область, граница с Украиной, практически около реки Припять. Было срочно поставлено задание расквартироваться, обустроиться, — говорил Игорь Свинцов. — Мы были первые разведчики. Почему? Потому что уже где-то за 250 километров до нашего конечного пункта наши приборы, в смысле приборы для измерения радиации, стали фиксировать повышенную дозу. Это случилось в районе уже города Бобруйск».
Примерно четвертого мая Игорь Свинцов начал принимать участие в эвакуации местного населения. У него был автомобиль ЗИЛ-131, на таких автомобилях вывозились взрослые мужчины, а на автобусах — женщины и дети. Для эвакуации тяжелых лежачих или больных людей в деревни приезжало огромное количество машин скорой помощи, в том числе из Белоруссии и Украины.
Из Припяти люди уезжали, оставляя практически все, даже верхнюю одежду. С собой брали только документы и драгоценности (у кого были). «Очень тяжелый был момент, когда приезжаешь. Мы видели пустой город — попугайчики, кенары, кошки, собаки. Люди оставляли просто в панике, и мы понимали, что сюда не вернется никто. Это город мертвых», — рассказывал Игорь Свинцов.
Врач продолжал: «Вот представьте себе корову, которую уже две недели никто не доил, у нее мастит, у нее распухшее вымя, она идет с выпученными глазами и ревет на всю деревню, потому что ей больно. Она уже не знает, куда деваться. Свиньи и те животные, которых заперли, — уже трупы от голода и от жажды. Мы выгребали трупы. Ну, куры и тех, кого выпустили, они ходят. Эти животные уже были обречены, поэтому задача была их санировать или другими словами умертвить. Все это дело загружалось, вывозилось на специально отведенную территорию, где выкопали огромные могильники».
Врачи, волонтеры и местные жители вспоминали, что их кормили большим количеством йода. Одним давали таблетки, другим — раствор Люголя, который они капали по восемь капель на сахар. Йод был необходим, так как во время взрыва в воздух попал радиоактивный йод-131. Этот изотоп быстро накапливается в щитовидной железе и резко повышает риск рака. Чтобы защитить от него организм и нужен йод в таблетках — он может заполнить так называемое депо в щитовидке и таким образом защитить ее от изотопа. Согласно воспоминаниям медиков, у них был постоянный привкус йода во рту.
Марина Гольмова во время ликвидации работала в медицинской службе опергруппы штаба МВД. В саму систему внутренних дел попала как раз во время трагедии. Признается, добровольцем ехать не хотела, но пришлось. «В ОВД было всего четыре врача-лаборанта. Одна была женой работника органов внутренних дел, другая — женой директора тюрьмы колонии № 14. Ну, как нового работника, конечно, послали меня. Я отказывалась. Говорила, муж умер, я вдова, одна с сыном-подростком. Не могу ехать. Собрали партийный комитет: или увольняетесь, или поехали», — говорила Марина Гольмова.
Первое время в Чернобыле приходилось трудно. Марине Всеволодовне нужно было контролировать уровень радиации у других ликвидаторов, но даже предоставленное ей оборудование было заражено. «Нас первый раз послали на месяц, этот месяц я работала с микроскопом, который из Припяти непроверенный привезли мне», — делилась врач.
Всего же Гольмову отправляли в зону отчуждения несколько раз. Она даже встретила там восемьдесят седьмой год. Она рассказывала: «Ребята поймали рыбу в Припяти, рыба там под радиацией очень хорошо размножалась. Поймали огромную такую, зажарили ее. И поймали в лесу дикого кабана, зарезали, пожарили шашлыки. И вот таким образом мы встретили Новый год». В результате своей работы в зоне отчуждения Марина Гольмова стала инвалидом первой категории.
О себе врачи старались думать в последнюю очередь, и это не просто красивые слова. «Выполняли работу до педантизма, честно. Не было такого, что кто-то отошел в сторону, кто-то делает, а кто-то в стороне. Такого не было, — объяснял ликвидатор, врач-хирург Подольской областной больницы Григорий Литвак. — Мы познакомились с ребятами, с которыми до сих пор мы дружим, которые являются нашим вторым «я».
С ним согласен и Игорь Свинцов. Он подчеркивал: «В профессии медицинской невозможно без вот такого самопожертвования. И мир спасать можно ради одного человека, который находится в экстренной ситуации: кровит, инфаркт или что угодно. И можно спасать людей массово, в том числе, когда эпидемия, пандемия».
По данным Всемирной организации здравоохранения, которые были представлены в 2005 году, в результате аварии на Чернобыльской АЭС в общей сложности могло погибнуть до 4000 человек. Гринпис и Международная организация «Врачи против ядерной войны» утверждают, что в результате аварии только среди ликвидаторов умерли десятки тысяч человек, в Европе зафиксировано 10 тысяч случаев уродств у новорождённых, 10 тысяч случаев рака щитовидной железы и ожидается ещё 50 тысяч. Конечно, число пострадавших от аварии можно определить лишь приблизительно. Однако очевидно одно — врачи до сих пор продолжают предотвращать последствия от радиоактивного выброса, произошедшего на чернобыльской АЭС 35 лет назад.
Источники:
- Кто лечил пострадавших в Чернобыле? Воспоминания ликвидатора (www.youtube.com/watch?v=MAy61C5UWjQ)
- Чернобыльская авария А. С. Дятлов — воспоминания (www.youtube.com/watch?v=IVthWR4cR1g)
- Диагноз: Чернобыль | Воспоминания врачей-ликвидаторов (www.youtube.com/watch?v=Y3md2xpWtr8)
- Летчики ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы (www.youtube.com/watch?v=m6xDWuSL4AA)
