Понятие «философский пароход» стало символом эмиграции интеллигенции. Прошло ровно сто лет прежде, чем история России повторилась. Правда, теперь нобелевский лауреат Андрей Муратов называет эту тенденцию «журналистским самолетом». Но в этот раз повторения истории допустить нельзя.

Германия — все же не Сибирь, но как же чудовищно трудно было оторваться от корней, от самой своей сути, которая умещалась в одном коротком слове — Россия

И.О. Лосский

С начала военной операции на Украине из России уехали десятки тысяч человек. Цифра размытая, так как пока официальных данных на этот счет нет. Причины отъезда разные: россияне боятся полного закрытия границ в стране, опасаются социальных осложнений и ответственности за непопулярное мнение, избегают оказаться в нестабильной экономической ситуации. Некоторые эксперты уже заявляют, что это наиболее сильный всплеск «утечки мозгов» с начала 90-х годов.

В основном уехали и продолжают уезжать образованные люди, которые могут себе это позволить, — айтишники, ученые, журналисты, правозащитники, артисты, предприниматели и дизайнеры. В связи с этой пугающей тенденцией в публикациях все чаще вспоминается «философский пароход» — общее название насильственной высылки из России почти 300 виднейших представителей ее интеллектуальной элиты. Тогда высылку проводили по инициативе советской власти и лично Владимира Ленина. Почему? Ответ прост — за инакомыслие.

Насмешка ли истории, но в 2022 году исполнится ровно сто лет, как 29 сентября из Петрограда отошел в Германию один из нескольких пароходов, на котором были будущий изобретатель вертолетов Игорь Сикорский, создатель телевидения Владимир Зворыкин, философы Семен Франк, Иван Ильин и Питирим Сорокин. Здесь уместно вспомнить слова писателя Виталия Шенталинского: «Интеллект, талант — это, пожалуй, единственный товар, который советская власть даром, не скупясь, поставляла миру».

Как и сегодня, тогда для большинства деятелей культуры и науки этот отъезд был вынужден. Как и сегодня, многие еще надеялись вернуться на Родину. Давайте вспомним, как это было, проведем очевидные параллели и еще раз убедимся, что повторения той трагедии нельзя снова допустить.

Представители русской культуры ХХ века начали покидать Родину с 1917 года. Уже тогда явно вырисовывались их идеологические расхождения с действующей властью. Вынужденными эмигрантами стали пианист, композитор и дирижер Сергей Рахманинов, композитор Сергей Прокофьев, писатели Владимир Набоков, Иван Бунин, Зинаида Гиппиус, поэты Константин Бальмонт, Марина Цветаева. Этот список можно продолжать и продолжать. Многие из них больше не вернулись в Россию.

Зимой 1922 года ситуация в России обострилась — начались массовые забастовки профессоров и преподавателей университетов, а следом — лавинообразные обыски и аресты. В мае Владимир Ленин предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу. Возможное возвращение он тоже предусмотрел: «за неразрешенное возвращение из-за границы — расстрел!»

Тогда же Ленин в своем письме российскому революционеру Феликсу Дзержинскому высказал мысль, что журнал «Экономист» — «явный центр белогвардейцев… Всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация её слуг и шпионов и растлителей учащейся молодёжи. Надо поставить дело так, чтобы этих „военных шпионов“ изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».

Летом и осенью 1922 года выслали за рубеж и отправили в отдаленные районы страны в основном представителей гуманитарных профессий. Есть даже статистика: 45 врачей и профессоров, 41 педагог, 30 экономистов и агрономов, 30 кооператоров, 22 литератора, 16 юристов, 12 инженеров, 9 политических деятелей, 2 религиозных деятеля, 34 студента. За рубеж отправляли пароходными рейсами — из Петрограда в Штеттин (Германия), а также из Одессы и Севастополя. Кроме пароходов использовали и поезда — из Москвы в Латвию и Германию. Интересно, что билеты на пароходы оплачивались советским правительством, тогда как на поезда, выезжающие приобретали их сами.

Согласно воспоминаниям русского философа Федора Степуна, одного из пассажиров «философских пароходов», всем «высылаемым разрешалось взять: одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм, по две штуки всякого белья, две денные рубашки, две ночные, две пары кальсон, две пары чулок. Золотые вещи, драгоценные камни, за исключением венчальных колец, были к вывозу запрещены; даже и нательные кресты надо было снимать с шеи. Кроме вещей разрешалось, впрочем, взять небольшое количество валюты, если не ошибаюсь, по 20 долларов на человека; но откуда её взять, когда за хранение её полагалась тюрьма, а в отдельных случаях даже и смертная казнь».

Через много лет Лев Троцкий в интервью американской журналистке Стронг назвал эту акцию «гуманизмом по-большевистски»: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно».

Это стало теперь легендою —
Год далёкий двадцать второй,
Уплывает интеллигенция,
Покидая советский строй.

Уезжают бердяевы, лосские,
Бесполезные для страны:
Ни историки, ни философы
Революции не нужны…

— А. Городницкий, «Последний пароход», 2002 год

31 августа 1922 года в газете «Правда» было опубликовано сообщение о высылке. В заметке говорилось: «<…> наиболее активные контрреволюционные элементы из среды профессуры, врачей, агрономов, литераторов, высылаются частью в Северные губернии России, частью за границу <…> Среди высылаемых почти нет крупных научных имён <…> Высылка активных контрреволюционных элементов и буржуазной интеллигенции является первым предупреждением Советской власти по отношению к этим слоям. Советская власть по-прежнему будет высоко ценить и всячески поддерживать тех представителей старой интеллигенции, которые будут лояльно работать с Советской властью, как работает сейчас лучшая часть специалистов. Но она по-прежнему в корне будет пресекать всякую попытку использовать советские возможности для открытой или тайной борьбы с рабоче-крестьянской властью за реставрацию буржуазно-помещичьего режима.

Самое удивительное, что российские эмигранты до конца верили в свою миссию: сохранить русскую культуру, чтобы вернуть ее в Россию, когда закончится этот «большевистский кошмар». В то, что он скоро закончится, надеялось большинство эмигрантов. Они готовились к возвращению на Родину и готовили к этому новое поколение. Были открыты музыкальные, балетные и художественные школы: «Русский дом искусств» и Русская художественная школа Александра Архипенко — в Германии, Русская скрипичная школа Леопольда Ауэра — в Америке, две русских консерватории во Франции и так далее. Но их надеждам так и не было суждено сбыться.

«Философские пароходы» как культурное явление имели колоссальные последствия. Доктор философии Александр Тихонов утверждал, что впоследствии российские эмигранты опубликовали более 13 000 различных трудов, которых, естественно, лишилась наша страна.

Что уж говорить: одного только Николая Бердяева в эмиграции семь раз номинировали на Нобелевскую премию по литературе. Уже значительно позже философ писал: «Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей Родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб. Я видел трансформации, приспособления и измены людей, и это, может быть, было самое тяжёлое в жизни. <…> Эпохи, столь наполненные событиями и изменениями, принято считать интересными и значительными, но это же эпохи несчастные и страдальческие для отдельных людей, для целых поколений. История не щадит человеческой личности и даже не замечает её. <…> Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей Родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании».

Доктор философских наук Леонид Коган писал в статье «Выслать за границу безжалостно»: «Это был удар по российской интеллигенции и интеллигентности, духовности вообще…» И далее: «В итоге национальному духовному генофонду был нанесен огромный качественный урон, содействовавший люмпенизации и конформизации общества…»

Здесь уместно будет вспомнить строки писателя Бориса Зайцева из его рассказа «Улица св. Николая»: «И прежние подвальники, и вся мастеровщина, туго жизнью пригнетенная, из щелей повыползала, из темных нор своих и вверх задвигалась. «Попировали и довольно! Нынче наш черед!» Выходи, беднота, тьма, голь и нищенство, подымай голос, нынче твой день».

Но, наверное, самыми показательными были воспоминания Виталия Шенталинского, который писал о последних днях Николая Бердяева. Вот, что он зафиксировал: «Незадолго до смерти ему [Николаю Бердяеву] приснился сон. Он сидит в экспрессе. Экспресс мчится на родину. Уже открылись глазам широкие русские поля. Вдруг он почувствовал: рядом с ним кто-то есть. Оглянулся — и увидел: в двух шагах стоит Иисус Христос в белой одежде. И он проснулся».

Источники:

1. «Лишние умы страны», журнал «Огонек» (www.kommersant.ru/doc/3421187)
2. «Философский пароход в цифрах», Arzamas (www.arzamas.academy/materials/309)
3. Муратов сравнил отъезд журналистов и правозащитников из России с «философским пароходом», «Интерфакс» (www.interfax.ru/russia/808740)
4. Пассажиры «философского парохода» (судьбы интеллигенции, репрессированной летом—осенью 1922 г.), В.Г. Макаров, B.C. Христофоров (www.ihst.ru/projects/sohist/papers/vf/2003/7/113-137.htm)