Прошло ровно два года с тех пор, как не стало величайшего советского и российского ученого, лауреата Нобелевской премии по физике Жореса Алферова. Вспоминаем, что он рассказывал о научных соревнованиях с американцами и почему считал, что наука всегда интернациональна.

1 марта 2019 года в Санкт-Петербургской клинической больнице РАН по причине развившейся острой сердечно-легочной недостаточности на 89-ом году жизни ушел из жизни величайший ученый современности, Нобелевский лауреат, вице-президент РАН с 1991 года до 2017 года Жорес Алферов. Он был человеком, получившим около сотни российских и зарубежных наград и званий, автором более 500 научных работ. Открытия Алферова стали основой для создания современных электронных устройств, без которых человечество уже не может представить свой мир: мобильных телефонов, проигрывателей компакт-дисков, оптоволоконной связи и многих других. По существу, работы Алферова открыли людям дорогу в эру электроники и цифровых технологий.

Когда пересматриваешь видео выступлений Жореса Алферова, поражаешься, как прекрасно поставлена его речь. В ней — много шуток, примеров из жизни, цитат знаменитых коллег. Говорили, что на лекциях он никогда не пользовался записями, такой прекрасной памятью обладал. Его близкие вспоминали, что Алферов был исключительно порядочным и интеллигентным человеком, патриотом. Впрочем, жизнь ученого эти слова только подтверждает.

Жорес Алферов родился 15 марта 1930 года в Витебске Белорусской ССР. Как сам он признавался, родители были выходцами из бедных семей. Отец Иван Карпович Алферов прошел практически всю Первую мировую войну в звании унтер-офицера лейб-гвардии, получив Георгиевский крест. После отсидел полтора месяца в тюрьме за агитацию против войны. В сентябре 1917 года вступил в большевистскую партию. В Гражданскую войну Иван Алферов стал командиром кавалерийского полка Красной армии. А с 1921 года по 1923 год был назначен уполномоченным ВЧК на пограничную заставу в районе Крайска, где квартировался в доме своей будущей жены. Отсюда влюбленные вместе переехали в Витебск. Как рассказывал физик, сбежали.

В 1924 году в семье Алферовых родился первенец. Увлекаясь социализмом, Иван Карпович назвал сына Марксом в честь немецкого философа, социолога и экономиста Карла Маркса. В 1930 родился второй сын. «Оказалось, что папа как раз в это время прочитал большую статью про выдающегося французского социалиста, члена парламента, основателя французской социалистической партии и газеты „Юманите“ Жана Жореса», — вспоминал ученый в телепередаче «Линия жизни». В результате младенец получил имя Жорес.

С редким именем у советского ученого было связано несколько курьезных случаев. Один из таких произошел в 1964 году, когда Жорес Алферов, будучи научным сотрудником Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ, сейчас — Физико-технический институт им. А. Ф. Иоффе РАН), первый раз приехал во Францию на международную конференцию по физике полупроводников. Ученый обнаружил, что все полученные документы для участия в мероприятии были с буквой «А». Французы решили, что Жорес — это фамилия, а Алферов — имя. «Думая, что меня немного знают в научном мире, я из буквы „А“ сделал эмблему полупроводникового диода, а к „Жоресу“ дописал фамилию „Алферов“, — рассказал ученый. — И вот на первой встрече участников конференции ко мне подошел американский физик Маршалл Ватсон, позднее мы стали с ним хорошими друзьями, и сказал: „А почему советским ученым дают значок с эмблемой полупроводникового диода, а американцам нет?“»

Вообще, Алферов любил говорить, что развитие науки и технологии — это всегда соревнование. И одна из характерных черт научного работника — это желание быть первым. «Скажу вам совершенно откровенно, что, когда мы занимались гетероструктурами в начальный период, хотя и сейчас, конечно, мне безумно хотелось надрать американцев», — признавался ученый.

В 1969 году тогда кандидат физико-математических наук Жорес Алферов впервые приехал в США на конференцию по люминесценции. Он попросил организаторов после мероприятия побывать в лабораториях крупнейших американских фирм: Bell Telephone, IBM и RCA. В них исследовались гетеропереходы, а для Алферова было важно узнать, какое у коллег состояние дел. «Когда я приехал, один мой старый знакомый Жак Панков (американский инженер, физик и изобретатель, пионер создания ранних транзисторов и светодиодов — прим. ред.), прекрасно говоривший по-русски, подошел ко мне и сказал: «Вы знаете, нет разрешения на ваш визит, поэтому я не знаю, как это можно организовать». Я сказал: «Ну, что же. Нет так нет». Затем я сделал доклад, из которого было ясно, что мы, по крайней мере, на пару лет впереди американских исследователей в этой области. И ко мне сразу после доклада подошел Панков и сказал: «Жорес, мы имеем разрешение на твой визит». И я с огромным внутренним удовольствием сказал: «Ты знаешь, у меня уже нет времени».

В 1970 году Алферов защитил докторскую диссертацию, обобщив новый этап исследований гетеропереходов в полупроводниках, и получил степень доктора физико-математических наук. Поясним, гетеропереходы в полупроводниках — это микроструктуры, в которых в контакт приведены два или несколько разных по химическому составу полупроводников. Советские ученые понимали, что реализация идеи полупроводниковых устройств на основе гетероструктур открывала бы фантастические перспективы создания чрезвычайно мощных и при том очень компактных конструкций. Главная проблема, которую очень долго не удавалось решить физикам, заключалась в том, чтобы подобрать идеально подходящие для этого различные полупроводники. Заслуга Алферова состоит как раз в том, что ему первому удалось это сделать. В жестком соревновании между советскими и американскими учеными последним оставалось практически только повторять за коллегами.

Как пояснял Алферов, конкуренция между советскими и американскими учеными двигала мировую науку вперед. Физик рассказывал, часто для того, чтобы получить финансирование, ученые приходили в соответствующие правительственные организации и говорили: «У американцев это есть, и нужно, чтобы это было и у нас». Точно также поступали и американцы. Благодаря этому в СССР и США наука развивалась по всем направлениям, а научные результаты были востребованы. Конечно, это способствовало и тому, что специальность научного работника была престижной.

Уже в 1972 году Алферов был удостоен высшей научной награды СССР — Ленинской премии. В 1972 году он стал профессором, а через год — заведующим базовой кафедрой оптоэлектроники ЛЭТИ. В 1979 году Алферова избрали академиком, произошло это в день его рождения — 15 марта. Ученый заранее заказал банкет, хотя многие соискатели этого не делали из суеверных соображений. Но академиком Алферова в тот день выбрали. «Помнится, на банкете, который мы устроили в номере „люкс“ гостиницы „Москва“, собралось довольно много народу. Тамада, нобелевский лауреат Александр Прохоров, сыгравший в моей жизни и научной карьере огромную роль, открывая наше „заседание“, сказал: „Ну что, Жорес, 49 — хорошо, но академик — лучше! И начнем тебя поздравлять не с днем рождения, а с избранием“», — вспоминал Алферов.

В 1992 году, после развала СССР, в состоянии отечественной науки произошли резкие изменения. Финансирование большинства российских институтов упало в 10-20 раз. Научный кризис застал Жозефа Алферова в должности директора ФТИ им. А. Ф. Иоффе. В авторском блоге издания «Завтра» ученый рассказывал про это время так: «Это была катастрофа! Было восемьдесят миллионов, а стало четыре. Поясню, что это значит. У меня не было денег даже, чтобы заплатить за вывоз мусора, за электричество, само собой, катастрофически упала зарплата. Моя личная зарплата тогда была в районе пятидесяти долларов. В 1993 году я продал видеомагнитофон просто для того, чтобы купить продукты».

По словам Жозефа Алферова, первыми, кто пришел на помощь, было международное научное сообщество. Первые контракты, которые помогли институту выжить, были подписаны именно с американскими компаниями, с американскими фирмами. «Конечно, они были заинтересованы и в научных результатах, но они были заинтересованы и в поддержке науки нашей, поскольку они прекрасно понимали, что собой представляет советская и российская наука», — заключал ученый. Этим жестом было еще раз подчеркнуто, что научное сообщество и наука в целом интернациональны по своей природе.

Помощь мирового научного сообщества помогла спасти наследие советской науки и поддерживать жизнь в российской, но не решила множества возникших проблем. «Появилось то, что называется, brain drain (утечка мозгов — с англ. прим. ред.). И если раньше этому препятствовала политическая система страны, то сегодня, когда этому воспрепятствовать уже невозможно, это стало играть всю большую и большую роль, — пояснял Жорес Алферов. — Нужно сказать, что утечка мозгов существует в подавляющем большинстве стран. Научные работники уезжают и из Англии, и из Германии, и из Франции. Уезжают прежде всего в США, потому что там условия для работы значительно лучше. Масштабом определяется это дело. У нас просто этот масштаб стал очень большим».

В декабре 2000 года в Стокгольме Жорес Алферов получил главную награду своей жизни — Нобелевскую премию по физике за разработку полупроводниковых гетероструктур и создание быстрых опто- и микроэлектронных компонентов. Но не менее интересное событие произошло после торжественной процедуры вручения. Британская компания BBC устроила круглый стол для Нобелевских лауреатов. Алферов рассказывал: «Рядом со мной сидел получивший в том же году Нобелевскую премию по экономике профессор Чикагского университета Джеймс Хекман. И вот в процессе этой беседы за круглым столом он сказал. Отмечу, важно, что это сказал именно американский ученый: „Научно-технический и технологический процесс второй половины ХХ века определялся соревнованием Советского Союза и США. И очень жаль, что это соревнование закончилось“».

До конца своей жизни Жорес Алферов защищал российскую науку. Так, он был против начавшейся в 2013 году реформы РАН. В обращении ученого к Президенту России Владимиру Путину в 2001 году говорилось: «После жесточайших реформ 1990-х годов, многое утратив, РАН тем не менее сохранила свой научный потенциал гораздо лучше, чем отраслевая наука и вузы. Противопоставление академической и вузовской науки совершенно противоестественно и может проводиться только людьми, преследующими свои и очень странные политические цели, весьма далёкие от интересов страны. Предложенный Д. Медведевым и Д. Ливановым в пожарном порядке Закон о реорганизации РАН и других государственных академий наук и, как сейчас очевидно, поддержанный Вами, отнюдь не решает задачу повышения эффективности научных исследований. Смею утверждать, что любая реорганизация, даже значительно более разумная, чем предложенная в упомянутом Законе, не решает эту проблему».

Алферов вообще не признавал деление науки на прикладную, которая приносит прибыль, и фундаментальную, которая, соответственно, ее не приносит. Его возмущали слова чиновников министерств, что прикладную науку нужно поддерживать и развивать, а фундаментальную нет. На это Жорес Алферов отвечал словами радиофизика, лауреата Нобелевской премии Джорджа Портера: «Наука вся прикладная. Разница только в том, что отдельные приложения бывают очень быстрые, а бывает, что они происходят через столетия». 

А еще ученый любил приводить слова советского физика, академика АН СССР Льва Арцимовича, который говорил: «В России есть две структуры, которые невозможно реформировать, и не нужно, - это церковь и Академия наук». Алферов добавлял, что в словах советского ученого видно отношение к Академии не только как к консервативной организации, но и как к святыне. И эту точку зрения Алферов разделял.

Источники:

1. Жорес Алферов: ученый, открывший миру путь в электронную эру (www.ria.ru)
2. Один из крупнейших российских учёных (www.obzor.lt/news/n58271.html)