Статья публикуется в сокращении.
В легитимации сегодняшних властей в мире явно чего-то не хватает. Источником власти всегда были божественные санкции. Только в XVII-XVIII появилась идея делегирования полномочий власти от общества, через выборные механизмы. Религиозные санкции были отброшены.
Но не всё так просто. Монарх отвечал не перед народом, а перед Богом. Это для многих интеллигентов звучит смешно сейчас, но народу это проще понять. Легче признать, что есть ещё одна точка - более высокая, над народом.
Причём восстававшие против власти от Бога, как правило, были нелюдями. Например, декабрист Пестель. В нём не было никакой человечности. Пестель был полу-Наполеон, он был настоящий монстр. А Наполеон был первой редакции Сталина. Настоящий урка корсиканский.
Наша русская монархия совмещала традиционализм, свежесть и открытость. Это не способна понять такая интеллигентка как поэтесса Ольга Седакова. В номере парижского «Вестника РХД», посвященного памяти Солженицына, (редактор - Никита Струве) она написала, что если европейская литература споспешествовала смягчению социальных нравов, то наша - нет. Ну и показала своё полное невежество в истории отечественной литературы и культуры царского периода.
«Власть, от которой у нас зависит всё, никогда этого ничего не читала и ничего общего не имела с великой словесностью собственной страны», возвещает Седакова. Полная ерунда. Просто не верится: почему такой поклёп?
Цари, великие князья, двор взахлеб читали и Пушкина, и Толстого, Достоевского, Лескова, Чехова, и даже Салтыкова-Щедрина. Неужто всезнайка Седакова ничего про этого не слышала? То, как у нас царская власть читала русскую литературу - высокое самобытное явление России. «Ничего общего не имела», - что за отсебятина?
Под скипетром самодержавия наша литература и состоялась - не вопреки, а благодаря имперской, монархической российской власти. «Социальное достоинство человека всегда было унижено у нас намного больше, чем в любой другой среднеевропейской стране», продолжает клеветать Ольга Седакова.
Но вот философ Н. Лосский свидетельствует, что оказавшись в начале 20-х годов 20-го века на Западе, русские беженцы были смущены, поражены европейским взяточничеством, о котором в Царской России уже забыли.
Седакова валит в одну кучу Россию и Совдепию, рисуя сквозь них одни и те же черты, когда ни в какое сравнение не попадают. Она слепа на разницы между ними, причём принципиальные.
Является бессовестной ложью, что всегда в России была порочная, непросвещенная власть, вопреки которой состоялась великая культура. Это версия из злонамеренных советских и либеральных кругов.
Идеологическая дымовая завеса и закулисно-твёрдая партийная цензура либерализма была весьма ощутима в ХIX веке. Так, сам печатаясь в перекупленных Некрасовым «Отечественных записках» Достоевский - всё-таки бывший сиделец и петрашевец - в 1877 году обещал своему единомышленнику литератору Аверкиеву прощупать в редакции: «настолько ли имя ваше ретроградно, что уже несмотря ни на что Вам надо будет непременно отказать? Они именно держатся такого взгляда, и приди хоть сам Мольер, но если он почему либо сомнителен, то и его не примут».
А в совке - и даже раньше - к словосочетанию «реакционная печать», часто ещё добавляли и «рептильная» - "рептильно-реакционная".
Достоевский остро чувствовал либеральную закулису и её умение замолчать, закопать того, кто ей неугоден: «а меня, как будто слово дано, игнорируют».
И этот беснующийся либерализм неизбежно привёл к сатанизму. Одним из его представителей явился поэт Александр Блок. В его «музыке революции» - неприкрытые русофобия и кощунство.
Апогей его словоблудия: красноармеец с ангельскими крыльям за спиной. Сатанинское начало безумия. Полная шизофрения. Но вместо того, чтобы лечиться, Блок принимал «служебное» участие в следствии над «преступлениями царского режима», в военизированном кителе всерьез ходил и ознакамливался с «бумагами», присутствовал на допросах: большевизировавшийся февралист.
Благодаря подобным интеллигентам, по сей день наблюдается очень разное отношение к Государю Императору Николаю Второму: от ложных обвинений в безволии и политической несостоятельности до почитания как Царя-Искупителя. Однако самым опасным признаком тяжелого состояния многих наших современников является отсутствие всякого отношения к мученикам, к Царской Семье, вообще ко всему.
Значение подвига Царской Семьи со временем будет открываться всё больше, и будет понятно, какую великую веру и любовь они явили своим страданием. Кроме того, спустя более столетия, особенно ясно видно, что никакой самый мощный вождь, никакой Пётр Первый не смог бы своей человеческой волей сдержать то, что происходило тогда в России.
Потому что причиной революции было состояние всего народа и состояние Церкви - имеется ввиду её человеческую сторону.
Мы зачастую склонны идеализировать то время, но на самом деле всё было далеко не безоблачно. Народ причащался лишь раз в год. На всю огромную Россию было несколько десятков епископов, патриаршество было отменено, Церковь не имела самостоятельности.
Система церковно-приходских школ по всей России - огромная заслуга обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева - была создана только к концу XIX века. Это было, безусловно, великим делом: народ стал учиться грамоте именно при Церкви, но произошло сие слишком поздно.
Многое можно перечислять. Ясно одно: вера стала во многом обрядовой. О тяжёлом состоянии народной души свидетельствовали многие святые того времени - прежде всего, святитель Игнатий Брянчанинов и святой праведный Иоанн Кронштадтский. Они предвидели, что это приведёт к катастрофе. И привело.
