Отношения между российским царем Николаем I и гениальным поэтом Александром Пушкиным не раз становились предметом для псевдоисследований. Что же между ними происходило на самом деле?
В советские годы пропаганда активно демонизировала образ Николая I. Мало того, что российского царя представляли, как солдафона с узким кругозором, так еще и обвиняли в причастности к убийству поэта Александра Пушкина. К счастью, в настоящее время доступно множество источников, которые подтверждают, что между Николаем и Пушкиным существовали настолько близкие отношения, насколько они вообще возможны между царем и его подданным-поэтом.
Русский ученый, историк литературы Е. В. Петухов в своей работе «Об отношениях императора Николая I и А. С. Пушкина» писал: «Эти взаимные отношения, необычайно близкие для лиц столь разделённых между собою общественным положением, исполненные с одной стороны благожелательности и великодушия, а с другой – независимой прямоты, достоинства и душевного благородства, составляют любопытнейшую страницу в истории новейшей нашей литературы».
Взаимосвязь Николая и Александра Пушкина очень показательна. С одной стороны, поэту пришлось многое переосмыслить, чтобы ощутить все величие монархии, понять, а затем и разделить убеждения царя. Александром Сергеевичем была продела глубинная работа над собой. При этом сказать, что сильная личность Николая подавила поэта, нельзя. Абсолютная монархия стала осознанным выбором Пушкина.
С другой стороны, на примере трансформации взаимоотношений царя и поэта хорошо прослеживается личность самого Николая. Вопреки предрассудкам он показал себя, как умный и милосердный человек, в полной мере осознающий, какая великая ответственность править Россией. Литератор Арсений Замостьянов писал: «Сегодня для нас не секрет, что Николай Павлович вовсе не был капралом на троне. О власти, о государственном устройстве он рассуждал со знанием дела. Был готов к дискуссии, к демонстрации собственных принципов. Понимал, что за ним стоит многовековая идеология, чувствовал ответственность».
Пушкин и декабристы
Доподлинно неизвестно, принял бы участие Александр Сергеевич в восстании на Сенатской площади. Одни исследователи отмечают, что только отсутствие в Петербурге отвело поэта, ведь в попытке государственного переворота фигурировали многие его друзья, находившиеся в оппозиции к власти. Как известно, воцарение императора Николая I (14 декабря 1825 года) и события, сопровождавшие коронацию, застали Пушкина в селе Михайловском, родовом имении его матери, куда он послан был из Одессы в июле 1824 года.
Другие же исследователи утверждают, что хотя Пушкин действительно находился в дружеских отношениях с некоторыми из восставших, в попытке переворота он бы не участвовал. Доказано, что поэт в тайные сообщества никогда не вступал, ограничивался лишь стихами.
Два года ссылки в селе Михайловском тяжело дались Александру Пушкину. Он то и дело писал своим друзьям, чтобы они замолвили за него слово перед царем. Но те понимали, что возвращение поэта в Петербург во время следственного процесса по делу декабристов – это неоправданный для Пушкина риск. Жуковский писал Александру Сергеевичу: «Что могу тебе сказать насчет твоего желания покинуть деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу. Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти несчастному этому времени... Ты ни в чем не замешан - это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою музу и как дорожу твоею благоприобретенною славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России. Но я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть все зреющее поколение) при плохом воспитании, которое не дает им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное: величие нравственное... не просись в Петербург. Еще не время».
Следственная комиссии закончила свои действия, Пушкина не потребовали к ответу в Петербург. Результатом тайного политического судебного процесса стали пять казней и сотни ссылок. Полгода спустя поэт Петр Вяземский писал Пушкину: «на твоем месте написал бы я письмо к государю искреннее, убедительное: сознался бы в шалостях языка и пера с указанием, однако же, что поступки твои не были сообщниками твоих слов, ибо ты остался цел и невредим в общую бурю; обещал бы держать впредь язык и перо на привязи, посвящая все время свое на одни занятия, которые могут быть признаваемы (а пуще всего сдержал бы свое слово) и просил бы дозволения ехать лечиться в Петербург, Москву или чужие края». Как отмечает исследователь П. Е. Щеголев в своей работе «Император Николай I и Пушкин в 1826 году», этот совет не принадлежал единолично Вяземскому: он был коллективным мнением друзей, хлопотавших за Пушкина.
Александр Сергеевич отправил свое прошение еще до получения письма Вяземского, 11 мая 1826 года: «Всемилостивейший Государь! В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного Императора, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства. Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твёрдым намерением не противоречить моими мнениями общепринятому порядку (в чём и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею просьбою… Здоровье моё, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чём и представляю свидетельство медиков. Осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать или в Москву, или в Петербург, или в чужие края».
И затем, на отдельном листочке, Пушкин сделал приписку: «Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем не существовали, не принадлежать; свидетельствую при сём, что и ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу, и никогда не знал о них».
10 июля Александр Сергеевич написал Вяземскому: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое, и, кажется, это не к добру».
Пушкин оказался неправ: 28 августа 1826 года император подписал резолюцию о немедленной его доставке в Москву. Поэт был представлен Николаю I в Чудовом дворце.
Судьбоносная встреча царя и поэта
Многие исследователи жизни и творчества Пушкина говорят о том, что именно эта встреча, которая состоялась 18 сентября 1826 года в Чудовом монастыре, повлияла на мировоззрение поэта. Она же положила начало редчайшим в своём роде отношениям между монархом и его подданным.
Известен фрагмент того знаменитого диалога:
- Пушкин, принял бы ты участие в событиях 14 декабря, если б был в Петербурге?
- Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём.
Правда, некоторые исследователи жизни и творчества Пушкина говорят о том, что фрагмент этого диалога - не более чем миф. По этому поводу российский писатель Николай Шахмагонов в работе «Император Николай Первый и Пушкин» писал: «Это ложь, поскольку подобного вопроса просто не могло быть, ибо Пушкин уже в письме к Государю высказал своё отношение к тайным обществам». Кроме того, друг Александра Сергеевича польский граф Струтынский записал, как проходила его встреча с царем со слов поэта. Этот диалог в тексте отсутствует.
Пушкин рассказал графу Струтынскому следующее: «…Я таков, каким был, каким в глубине естества моего останусь до конца дней: я люблю свою землю, люблю свободу и славу отечества, чту правду и стремлюсь к ней в меру душевных и сердечных сил; однако я должен признать, (ибо отчего же не признать), что Императору Николаю я обязан обращением моих мыслей на путь более правильный и разумный, которого я искал бы еще долго и может быть тщетно, ибо смотрел на мир не непосредственно, а сквозь кристалл, придающий ложную окраску простейшим истинам, смотрел не как человек, умеющий разбираться в реальных потребностях общества, а как мальчик, студент, поэт, которому кажется хорошо все, что его манит, что ему льстит, что его увлекает!
Помню, что, когда мне объявили приказание Государя явиться к нему, душа моя вдруг омрачилась — не тревогою, нет! Но чем-то похожим на ненависть, злобу, отвращение. Мозг ощетинился эпиграммой, на губах играла насмешка, сердце вздрогнуло от чего-то похожего на голос свыше, который казалось призывал меня к роли исторического республиканца Катона, а то и Брута. Я бы никогда не кончил, если бы вздумал в точности передать все оттенки чувств, которые испытал на вынужденном пути в царский дворец, и что же? Они разлетелись, как мыльные пузыри, исчезли в небытие, как сонные видения, когда он мне явился и со мной заговорил. Вместо надменного деспота, кнутодержавного тирана, я увидел человека рыцарски-прекрасного, величественно-спокойного, благородного лицом. Вместо грубых и язвительных слов угрозы и обиды, я слышал снисходительный упрек, выраженный участливо и благосклонно».
Их разговор получился достаточно откровенным. Пушкин осмелился заявить царю, что он «никогда не был врагом моего Государя, но был врагом абсолютной монархии». На что Николай I усмехнулся и ответил: «…Республика есть утопия, потому что она есть состояние переходное, ненормальное, в конечном счете, ведущее к диктатуре, а через неё – к абсолютной монархии. Не было в истории такой республики, которая в трудную минуту обошлась бы без самоуправства одного человека и которая избежала бы разгрома и гибели, когда в ней не оказалось дельного руководителя. Сила страны в сосредоточенной власти, ибо, где все правят – никто не правит, где всякий законодатель – там нет ни твёрдого закона, ни единства политических целей, ни внутреннего лада. Каково следствие всего этого? Анархия!».
Поэт возразил, что «кроме республиканской формы правления, которой препятствует огромность России и разнородность населения, существует ещё одна политическая форма – конституционная монархия». Царь перебил Пушкина: «Она годится для государств, окончательно установившихся, а не для таких, которые находятся на пути развития и роста. Россия ещё не вышла из периода борьбы за существование, она ещё не добилась тех условий, при которых возможно развитие внутренней жизни и культуры. Она ещё не достигла своего предназначения, она ещё не оперлась на границы, необходимые для её величия. Она ещё не есть вполне установившаяся, монолитная, ибо элементы, из которых она состоит, до сих пор друг с другом не согласованы. Их сближает и спаивает только Самодержавие – неограниченная, всемогущая воля монарха. Без этой воли не было бы ни развития, ни спайки, и малейшее сотрясение разрушило бы всё строение государства». Царь продолжал: «Неужели ты думаешь, что, будучи конституционным монархом, я мог бы сокрушить главу революционной гидры, которую вы сами, сыны России, вскормили на гибель ей? Неужели ты думаешь, что обаяние Самодержавной власти, вручённой мне Богом, мало содействовало удержанию в повиновении остатков гвардии и обузданию уличной черни, всегда готовой к бесчинству, грабежу и насилию? Она не посмела подняться против меня. Не посмела! Потому что Самодержавный Царь был для неё представителем Божеского могущества и Наместником Бога на Земле, потому что она знала, что я понимаю всю великую ответственность своего призвания и что не человек без закала и воли, которого гнут бури и устрашают громы».
Встреча закончилась такими словами царя: «Что до тебя, Пушкин, ты свободен. Я забываю прошлое, даже уже забыл. Не вижу пред собой государственного преступника, вижу лишь человека с сердцем и талантом, вижу певца народной славы, на котором лежит высокое призвание – воспламенять души вечными добродетелями и ради великих подвигов! Теперь можешь идти! Где бы ты ни поселился, ибо выбор зависит от тебя, помни, что я сказал и как с тобою поступил, служи Родине мыслью, словом и пером. Пиши для современников и для потомства, пиши со всей полнотой вдохновения и совершенной свободой, ибо цензором твоим буду я!».
Муж одной из образованнейших женщин светского общества и посредника в отношениях государя с поэта Александры Осиповны Смирновой-Россет Николай Михайлович Смирнов вспоминал: «По приезде в Москву Пушкин введён прямо в кабинет государя; дверь замкнулась, и, когда снова отворилась, Пушкин вышел со слезами на глазах, бодрым, весёлым, счастливым. Государь его принял как отец сына, всё ему простил, всё забыл, обещал покровительство свое и быть единственным цензором всех его сочинений».
Встреча произвела большое впечатление и на царя. Сохранилось свидетельство, что после нее Николай I сказал Блудову:
— Знаешь, что нынче я говорил с умнейшим человеком России?
— С кем же?
— С Пушкиным.
Травля поэта
Сближение правителя и поэта было стремительным и вызывало неоднозначные оценки со стороны друзей, недругов и почитателей Пушкина. Николай Шахмагонов в работе «Император Николай Первый и Пушкин» писал: «Впоследствии враги Пушкина пытались обвинить его в том, что он старался подслужиться, подладиться к Царю, что сделал выбор между народом и Царём в пользу Царя. Они клеветали. Александр Сергеевич Пушкин сделал выбор не между народом и Царём, а между Державой, к которой относил и Царя, и народ, с одной стороны, и бунтовщиками, вольтерьянцами и масонами, желавшими видеть Россию растоптанной и обращённой в сырьевой придаток Запада, с другой стороны».
Непростительно было и стихотворение Пушкина «Друзьям»:
Нет, я не льстец, когда Царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
О нет, хоть юность в нём кипит,
Но не жесток в нём дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит…
Не удивительно, что после такой явной демонстрации своих убеждений, на поэта началась травля. Ситуация обострилась в 1836 году, когда до Пушкина начинают доходить слухи о связи его жены Натальи Николаевны с царем. Оставить подобное без внимания поэт, как человек чести, не мог. Он организует расследование, в процессе которого выясняет, что за сплетнями стоит Геккерн (отец Дантеса) и графиня Нессельроде.
Сразу стоит отметить, что неоспоримых доказательств того, что Геккерн участвовал в этом, нет. Некоторые исследователи пишут, что так отец хотел оградить сына, который не давал проходу Наталье Николаевне, от возможной дуэли. Но ведь подобное перекладывание вины на Николая I было уже рискованным делом для Дантеса. Впрочем, конфликт между Пушкиным, Геккерном, Дантесом и четой Нессельроде – тема для отдельного исследования с множеством гипотез.
Известно лишь, что 23 ноября Пушкин встретился с царем. О содержании этой беседы, как и следующей, имевшей место за три дня до дуэли, можно, к сожалению, только гадать. По-видимому, верно мнение, что Пушкин дал Николаю I слово не доводить дело до дуэли.
Последняя встреча Пушкина с царем состоялась, скорей всего, 23 января на балу у графа И. И. Воронцова-Дашкова. По словам самого Николая I, на ней Пушкин поразил признанием, что подозревал его в «ухаживании» за Натальей Николаевной. Некоторые исследователи считают, что во время этого разговора Александр Сергеевич окончательно убедился в абсолютной ложности своих подозрений. Известно, что во многом эта беседа повлияла на дальнейшие действия Пушкина – он вызвал на дуэль Дантеса.
Получив сведения о готовящейся дуэли, Николай I вызвал своего приближенного графа Бенкендорфа, с которым у Пушкина также не сложились отношения, и приказал предотвратить дуэль: направить к назначенному месту наряды полиции, арестовать дуэлянтов и привезти их к нему в кабинет. Николай Шахмагонов в статье «Заказное убийство Пушкина» пишет: «Бенкендорф вместо того, чтобы немедля выполнить приказ Николая Первого, поспешил в салон Нессельроде, где встретился с княгиней Белосельской.
– Что делать? – вопрошал он в отчаянии. – Я не могу не выполнить приказ Императора. – Это может мне стоить очень дорого!...
– А вы его исполните! – весело сказала княгиня. – Пошлите наряды полиции не на Чёрную речку, а, скажем, в Екатерингоф… Поясните, будто получили сведения, что дуэль состоится там. Пушкин должен умереть!.. Должен… А вы будете вознаграждены нами….
Когда же Николай I узнал о ранении поэта, он не скрывал своего гнева. Николай Шахмагонов приводит часть диалога:
– Я всё знаю, – жёстко выговаривал он Бенкендорфу. – Полиция не выполнила моего приказа и своего долга. Вы – убийца!
– Я думал… Я посылал наряды в Екатерингоф, – лепетал…Бенкендорф, – Я думал, что дуэль там…
– Вы не могли не знать, что дуэль была назначена на Чёрной речке. Вы обязаны были повсюду разослать наряды!
Пушкин, будучи смертельно раненным пулей Дантеса, написал царю письмо, в котором просил прощения за то, что не сдержал слова и дрался на дуэли. Государь ответил: «Если судьба нас уже более в сём мире не сведёт, то прими моё и совершенное прощение, и последний совет: умереть христианином. Что касается жены и твоих детей, ты можешь быть спокоен – я беру на себя устроить их судьбу». Кроме того, поэт попросил Жуковского: «Скажи Государю, что мне жаль умереть; был бы весь Его. Скажи, что я ему желаю долгого, долгого царствования, что я ему желаю счастия в его сыне, счастия в его России».
После смерти Александра Пушкина Николай заплатил около ста тысяч рублей по долгам поэта и выдал жене его десять тысяч рублей серебром. Он распорядился также издать за счёт государства полное собрание сочинений поэта.
Что касается наказания, Николай I приказал выслать Дантеса с жандармами за границу, отобрав офицерский патент. Царь писал: «Рука, державшая пистолет, направленный в нашего великого поэта, принадлежала человеку, совершенно неспособному оценить того, в кого он целил. Эта рука не дрогнула от сознания величия того гения, голос которого он заставил замолкнуть».
Источники:
- Николай Шахмагонов «Император Николай Первый и Пушкин» (www.proza.ru)
- П. Е. Щеголев «Император Николай I и Пушкин в 1826 году» (www.az.lib.ru)
- Свободная пресса «Владимир Войнович: Мне у Путина спрашивать нечего» (www.svpressa.ru)
- Национальный проект сбережения русской литературы «Читальный зал» Александр Разумихин «Прощён и милостью окован...»
