Тема Нового года неизменно была одной из самый популярных среди российских поэтов и писателей. Мы подобрали три удивительных стихотворения ХХ века, которые помогут читателю посмотреть на этот праздник с разных сторон.

Новый год давно стал одним из главных государственных праздников в России, поэтому не случайно, что к этой теме обращалось такое количество российских поэтов. Стихи радостные и грустные, полные надежд и разочарований, философские и бытовые — все они отражают культуру и традиции нашей страны. Мы подобрали три удивительных стихотворения ХХ века. Они разные по времени написания, манере исполнения и тональности, но есть в них и нечто общее — ощущение важности происходящего.

Борис Пастернак «Снег идет»

Борис Пастернак сочинил стихотворение «Снег идет» в 1957 году. Поводом для его написания стал сильный снегопад. Получилось невероятно динамичное произведение, темп и выразительность которому придает анафора «снег идет» (повтор слова или словосочетания в начальной позиции — прим. ред.). Стилистическая фигура подчеркивает важное, подобно руководящему лейтмотиву в музыкальном произведении. Читаем отрывки:

Снег идет, снег идет.

К белым звездочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплет.

Снег идет, и все в смятеньи,

Bсе пускается в полет,

Черной лестницы ступени,

Перекрестка поворот.

<…>

Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год

Следуют, как снег идет,

Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,

Снег идет, и все в смятеньи:

Убеленный пешеход,

Удивленные растенья,

Перекрестка поворот.

Снегопад преображает привычный мир, который живет по своим законам и подчиняется силам стихии («к белым звездочкам в буране / тянутся цветы герани»; «все пускается в полет»), даже земля и небо сливаются воедино («сходит наземь небосвод»). Из-за гиперболичности в описании, происходящее вокруг кажется ненастоящим, сказочным, мистическим. Здесь даже время течет быстрее («Потому что жизнь не ждет / Не оглянешься и святки / Только промежуток краткий / Смотришь, там и новый год»).

Конечно, в стихотворении присутствует философские мотивы бренности человеческой жизни и скоротечности времени. В этом смысле интересно упоминание перекрестка, который обычно символизирует выбор, перемены. Но в стихотворении Бориса Пастернака перекресток наряду с другими предметами — убеленным пешеходом, удивленным растениям — в смятенье. Говорит ли это о предрешенности происходящего и об отсутствии выбора? Возможно.

Иосиф Бродский «Рождественский романс»

Культовое стихотворение Иосифа Бродского «Рождественский романс» было написано в 1961 или 1962 году и посвящено русскому поэту, прозаику Евгению Рейну. Сам Бродский очень любил это произведение, продолжая читать его в эмиграции. Читаем отрывки:

Плывет в тоске необъяснимой

среди кирпичного надсада

ночной кораблик негасимый

из Александровского сада,

ночной фонарик нелюдимый,

на розу желтую похожий,

над головой своих любимых,

у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой

пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.

В ночной столице фотоснимок

печально сделал иностранец,

и выезжает на Ордынку

такси с больными седоками,

и мертвецы стоят в обнимку

с особняками…

Интересно, что и в этом стихотворении Бродский использует анафору «плывет в тоске необъяснимой». Однако здесь эта стилистическая фигура, напротив, предает тексту размеренность, мелодичность. Напевность вообще характерна для ранних стихов Бродского. Автор фиксирует несколько картинок, происходящих в Москве. Перед читателями предстают печальные пьяницы, иностранец, который сделал печальный фотоснимок, печальный дворник круглолицый, даже красавица и та полна печали.

Исследователи творчества Бродского объясняют общую тональность стихотворения искусственностью предстоящего торжества. Мол, современники поэта считали настоящим праздником Рождество. Но советская власть стремилась изжить традиции дореволюционной России, поэтому активно пропагандировала празднование Нового года. Возможно, такая трактовка отчасти и имеет право на существование. Правда, есть более вероятная разгадка — автор лишь выразил свое настроение. Он видел Москву печальной и тоскливой, о чем и написал.

Обратим внимание на последнюю строфу произведения:

Твой Новый год по темно-синей

волне средь моря городского

плывет в тоске необъяснимой,

как будто жизнь начнется снова,

как будто будет свет и слава,

удачный день и вдоволь хлеба,

как будто жизнь качнется вправо,

качнувшись влево.

В финальных строках собраны мотивы, связанные с Христом. Их прекрасно объясняет российский литературовед Олег Лекманов: «„Как будто жизнь начнется снова“ — воскресение. „Свет и слава“ — мотивы, связанные в христианской традиции с фигурой Иисуса Христа. „Удачный день и вдоволь хлеба“ — это знаменитый рассказ о пяти хлебах. Но все эти образы, связанные с Христом и с Рождеством, сопровождаются страшным и трагическим „как будто“. Как будто, потому что в этой стране в этом году вместо Рождества празднуют Новый год».

Валерий Брюсов «В ночь под Новый год»

Хочется закончить подборку новогодних стихотворений произведением Валерия Брюсова, которое называется «В ночь под Новый год». Автор создавал его в период с 1 декабря 1917 года по 1 января 1918 года. Главный мотив произведения — неумолимость и цикличность времени.

Минут годы. Станет наше время

Давней сказкой, бредом дней былых;

Мы исчезнем, как былое племя,

В длинном перечне племен земных.

Но с лазури будут звезды те же

Снег декабрьский серебрить во мгле;

Те же звоны резать воздух свежий,

Разнося призыв церквей земле…

Тем не менее, стихотворение не вызывает жалость и тоску у читателя, напротив, в нем есть надежда! Да, все меняется: проходят года, уходят люди, но чувство праздника в главную ночь в году остается навсегда. И снова будет «пениться в бокалах жгучее вино», а люди, независимо от того, где они находятся («в скромных комнатах и пышных залах»), поздравят друг друга с наступлением Нового года!

Будет жизнь, как пена вин, жемчужна,

Год грядущий, как любовный зов.

Если ж вдруг, клоня лицо к печали,

Тихо скажет старенький старик:

«Мы не так восьмнадцатый встречали!.." —

Ту беседу скроет общий клик.

Сгинет ропот неуместный, точно

Утром тень, всплывающая ввысь…

Полночь! Полночь! бьющая урочно,

Эти дни безвестные — приблизь!

Источники:

1. Борис Пастернак «Снег идет» (www.ruthenia.ru)

2. Иосиф Бродский «Рождественский романс» (www.stihi-rus.ru)

3. Валерий Брюсов «В ночь под новый год»

4. Конспект Бродский. «Рождественский романс» (www.arzamas.academy/materials/844)

    Приложение:

«Рождественский романс» Иосифа Бродского

Краткий анализ

                                                                                          Евгению Рейну, с любовью

     Плывет в тоске необъяснимой

     среди кирпичного надсада

     ночной кораблик негасимый

     из Александровского сада,

     ночной фонарик нелюдимый,

     на розу желтую похожий,

     над головой своих любимых,

     у ног прохожих.

     Плывет в тоске необъяснимой

     пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.

     В ночной столице фотоснимок

     печально сделал иностранец,

     и выезжает на Ордынку

     такси с больными седоками,

     и мертвецы стоят в обнимку

     с особняками.

     Плывет в тоске необъяснимой

     певец печальный по столице,

     стоит у лавки керосинной

     печальный дворник круглолицый,

     спешит по улице невзрачной

     любовник старый и красивый.

     Полночный поезд новобрачный

     плывет в тоске необъяснимой.

     Плывет во мгле замоскворецкой,

     пловец в несчастие случайный,

     блуждает выговор еврейский

     на желтой лестнице печальной,

     и от любви до невеселья

     под Новый Год, под воскресенье,

     плывет красотка записная,

     своей тоски не объясняя.

     Плывет в глазах холодный вечер,

     дрожат снежинки на вагоне,

     морозный ветер, бледный ветер

     обтянет красные ладони,

     и льется мед огней вечерних,

     и пахнет сладкою халвою;

     ночной пирог несет сочельник

     над головою.

     Твой Новый Год по темно-синей

     волне средь моря городского

     плывет в тоске необъяснимой,

     как будто жизнь начнется снова,

     как будто будет свет и слава,

     удачный день и вдоволь хлеба,

     как будто жизнь качнется вправо,

     качнувшись влево.

«Рождественский романс» 1961 или 1962 года — одна из визитных карточек Иосифа Бродского; это стихотворение он не прекращал читать и в эмиграции.

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Что это за фонарик? Это, конечно, не Вечный огонь, которого еще не было в Александровском саду. Скорее всего, луна. Луна похожа на желтую розу, а месяц по форме напоминает парус кораблика, который плывет в ночном московском небе. Сомнамбулы — это лунатики, а слово «новобрачный» наводит на мысль о медовом месяце; «желтая лестница» — это лестница, освещенная лунным светом, и на «ночной пирог» луна тоже похожа.      
        Но почему в рождественском стихотворении появляется луна, а не звезда? Потому что в небе над Александровским садом уже есть звезда — кремлевская. И Бродский прибегает к замене, которая становится важным приемом в стихотворении. Мы помним, что Бродский петербуржец. В стихотворении не называется, но постоянно подразумевается река, желтый цвет — это цвет Петербурга Достоевского, поэт называет город столицей. Александровский сад есть и в Петербурге, у Адмиралтейства, на шпиле которого находится кораблик. Таким образом, в стихотворении есть еще одно двоение — это две столицы: подлинная столица, Петербург, и иллюзорная — Москва.

«И тут пришло время задать, пожалуй, самый главный вопрос — зачем Бродскому цепочка этих двоений нужна? Ответ, на самом деле, очень простой. Стихотворение называется „Рождественский романс“, а в финале возникают слова „Твой Новый год по темно-синей“. Вот оно, ключевое двоение, главное двоение. Москвичи, современные Бродскому 1962 года, петербуржцы, да и все вообще советские люди отмечали не главный, не настоящий праздник. По Бродскому, настоящий праздник — Рождество. Вместо него они отмечали праздник-субститут, они отмечали Новый год.
     И в свете такой интерпретации давайте внимательно посмотрим еще раз на финал стихотворения:

    Твой Новый год по темно-синей
    волне средь шума городского
    плывет в тоске необъяснимой,
    как будто жизнь начнется снова,
    как будто будет свет и слава,
    удачный день и вдоволь хлеба,
    как будто жизнь качнется вправо,
    качнувшись влево.
    
     В этих финальных строках собраны мотивы, связанные с Христом. „Как будто жизнь начнется снова“ — воскресение. „Свет и слава“ — мотивы, связанные в христианской традиции с фигурой Иисуса Христа. „Удачный день и вдоволь хлеба“ — это знаменитый рассказ о пяти хлебах. Но все эти образы, связанные с Христом и с Рождеством, сопровождаются страшным и трагическим „как будто“. Как будто, потому что в этой стране в этом году вместо Рождества празднуют Новый год».

Религиозность:

Как бы ни воспринимал себя Бродский — как еврея или христианина, — это следует понимать не в догматическом, а в переносном, метафорическом смысле. Был ли он вообще религиозен? На такой вопрос он отвечал неохотно, считая это делом слишком личного характера. Но когда все-таки приходилось определять свою позицию, он всегда высказывался скорее в терминах агностицизма. «Я не то чтобы религиозен, вовсе нет. К счастью это или к несчастью, я не знаю», — объяснил он однажды, а в другой раз ответил на вопрос о своей религиозности еще более неопределенно: «Я не знаю. Иногда — да, иногда — нет». Когда я ему напомнил о том, что на фотографии 1972 года он носит нательный крестик, он сказал:      
       «В те времена я относился к этому несколько более, как вам сказать, систематически. Но это прошло. Это опять-таки связано с Пастернаком, если хотите. После его «Стихов из романа» масса русской интеллигенции, особенно еврейские мальчики, очень воодушевились новозаветными идеями. Отчасти это была форма сопротивления системе, с другой стороны, за этим стоит совершенно феноменальное культурное наследие, с третьей стороны, — чисто религиозный аспект, с которым у меня отношения всегда были в достаточной степени неблагополучными».

Волхвы забудут адрес твой.
Не будет звезд над головой.
И только ветра сиплый вой
расслышишь ты, как встарь.
Ты сбросишь тень с усталых плеч,
задув свечу, пред тем как лечь.
Поскольку больше дней, чем свеч
сулит нам календарь.

Что это? Грусть? Возможно, грусть.
Напев, знакомый наизусть.
Он повторяется. И пусть.
Пусть повторится впредь.
Пусть он звучит и в смертный час,
как благодарность уст и глаз
тому, что заставляет нас
порою вдаль смотреть.

И молча глядя в потолок,
поскольку явно пуст чулок,
поймешь, что скупость — лишь залог
того, что слишком стар.
Что поздно верить чудесам.
И, взгляд подняв свой к небесам,
ты вдруг почувствуешь, что сам
— чистосердечный дар.

                                           январь 1965