Сегодня, когда Россия сталкивается с серьезными вызовами и мы видим столь консолидированное противостояние «объединённого Запада» нашей стране, у многих рождается вопрос: а можно ли было этого избежать? Когда, что и как пошло не так? Можно ли было как-то найти общий язык, выстроить «конструктивные отношения»?

Явственные признаки такого противостояния родились отнюдь не вчера. Достаточно вспомнить, чем закончился военный союз России и Турции 1798 года, или чем отплатила России империя Габсбургов, после того, как 100-тысячная русская армия спасла ее, подавив венгерское восстание в 1849 году. Или как рухнули надежды на Тильзитский мир с Францией и на обещания Наполеона в 1807 году, что «это была последняя война». В чем причины этого?  

Уже с XIX века политико-правовой и цивилизационный облик Европы во многом складывался под идейно-политическим влиянием двух держав – Англии и постреволюционной Франции, подпавшей под почти полную зависимость от туманного Альбиона, и используемой им в глобалистских притязаниях в качестве «пятой колонны» внутри других континентальных держав.

Давайте кратко рассмотрим это в объёме, позволяющем нам отследить главные вехи эволюции глобализма.

Британия была первой страной, где уже в ХII веке началось разложение феодальных отношений и формирование мощной олигархической власти. При Генрихе I сложилась основа англо-нормандской монархии, и, вероятно, поэтому она сразу стала носить «договорной» характер. Возможно, прообразом парламента были 12 рыцарей Круглого стола короля Артура, воспетых в произведениях Вальтера Скотта, Лайамона и Томаса Мэлори.

Великая Хартия вольностей, принятая уже в 1215 году, и первое заседание представителей разных сословий, созванное Симоном де Монфором в 1265-м в Вестминстере, стали впоследствии парламентом, что способствовало политическому усилению Англии. В противостоянии индепендентов и левеллеров роялистам в Англии сложилась достаточно эффективная система аристократического государственного управления. Последнее было связано с тем, что монарх Англии начал восприниматься как Primus inter pares – первый среди равных. Но «равных» исключительно высшей аристократии. Поэтому основой английской государственности стал «аристократический картель» монарха и знати, направленный сначала на завоевание европейских конкурентов, а впоследствии – на весь мир. В Англии не сложился европейский принцип «Вассал моего вассала – не мой вассал», где каждый феодал лично предан короне. Однако сложилось настоящее государство-олигархат – герцогов, маркизов, графов, баронов, виконтов, присягавших «своей общей короне» и «своим особым правам», которых и близко не было у английского народа, имевшего лишь обязанности перед группой высших олигархов.

А вот во Франции содержание королевской власти имело иное содержание. Это был мир полного абсолютизма. Мы помним известное «L’État c’est moi» ("Государство это я") Людовика ХIV. Мы помним «Шесть книг о республике» Ж. Бодена, связывающего категорию «монарх» с понятием суверенитета, как «абсолютной и постоянной власти, которую римляне называют величием (достоинством), означающим «высшую власть повелевать». Вслед за Аристотелем, на века определившим важнейшие политические категории, он активно утверждал разделение форм правления на аристократию (как мы уже убедились, это Англия), демократию (ушедший в небытие эллинский мир и государства-полисы) и монархию, которой он отдавал предпочтение.  «Мы называем государство монархией, когда суверен состоит только из одного человека», - писал он. «Монарх имеет право на все, и выше него только Бог», - считал он.

Впрочем, у этих взглядов были и противники: Ф. Отоман, «гугенотский папа» Дюплесси-Морне, И. Жантийе, М. Монтень. Весь XVI век шла борьба за ограничение абсолютной монархии. Точку в споре поставила подготовленная английскими структурами Великая Французская революция, уничтожившая этого главного конкурента Англии, и отворившая дверь английским интересам и представлениям о мире и власти в политическом и культурном пространстве континентальной Европы.  

Как мы знаем, в последующем этот процесс был распространен на все страны Европы, включая Испанское королевство, начавшееся браком Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского, а также Германскую, Австро-Венгерскую и Российскую империю, которые с начала XIX века  уже подпадают под влияние английских и французских «первопроходцев», формирующих облик Западной и Восточной  Европы.

Как и Англии, Европе не хватало места, жизненного пространства для своего развития. Казалось, эпоха великих географических открытий должна была бы примирить друг с другом Англию, Испанию, Францию, Голландию. Казалось, у них появляется все для успешного развития. Но этого не происходит, ибо, если мы поставим задачу найти отличия между британским, французским, испанским, голландским колониализмом, мы почти не найдем существенных отличий. Они во многом идентичны, ввиду того, что развивались по одним лекалам. 

Совсем иное дело – Русское государство. Расширением и приращиванием территорий занималась и Россия. Но сравнение со странами Запада здесь не подходит. Здесь мы имеем существенное отличие, о котором многие не задумываются. Волею случая Русское государство на долгое время становится частью Золотой Орды. Экспансивного, агрессивного государства, чуждого духу России и ее цивилизационных ценностей. Государства этнически разобщенного, культуры которого оказались далеки друг от друга и существовали автономно. Так или иначе, путем внешней агрессии, Русь на время становится частью этого государственного образования. Но когда после смерти Менгу-Тимура в 1282 году в Орде наступил политический кризис, Руси оставалось только ждать, когда распухшее от территориальных экспансий государство «вызреет» и ослабнет.

Было вполне естественным, что Русь участвовала в борьбе за его наследство и восстановление своей целостности, как его части. Юридически она и была его частью. Русские князья получали ярлыки, а народ рекрутировался на войны, которые вели ордынские ханы. Множество ремесленников, кузнецов и мастерового люда были угнаны в Орду. 

Однако, в отличие от расово-европоцентристских взглядов Запада и крайне националистических взглядов монгольских ханов на мировое господство, «экспансия» Руси имела совершенно иной характер. Именно поэтому складывающееся после Золотоордынского ига Русское государство было невозможно именовать классической колониальной империей, наподобие стран Европы, обраставших колониями одна за другой. Россия не подчиняла новые народы и территории, а интегрировала их – даже тогда, когда еще ослабленная и отстававшая, она восстанавливала себя, отбиваясь от недругов на своих западных и южных рубежах (крымчаки, поляки, шведы).    

Становясь первой и единственной неколониальной империей, Русь не только интегрировала в свое православное культурное поле множественные народы, но создавала не имевшую еще прецедентов общественную генерацию нового исторического уровня.  Взаимоотношения Руси и фрагментов бывшей Орды теперь строились на иных принципах, чем былые даннические отношения, принятые в Орде, или полностью бесправное существование населения европейских колоний.  

Результатом глубокой внутренней интеграции народов Русского государства становится то, что тюркские корни имеют многие знаменитые русские люди, формировавшие русскую культуру, политику, экономику, принципы государственности – Карамзины, Булгаковы, Бутурлины, Сабуровы, Ушаковы, Салтыковы, Татищевы, Талызины, Юсуповы, Киреевские, Бахметьевы. Грузинские корни имеют Багратионы. Чиковани, Чавчавадзе. Польские фамилии: Адамовские, Войничи, Бутлеровы, Жуковские, Игнатовские, Кржижановские, Ковалевские, Марцинковские, Гржимайлы, Домбровские, Островские, и многие другие. Есть даже голландцы: Гайден, Эссен, Розинг. Можно ли представить такое количество «чужих» фамилий, например, среди тори или вигов? Или в королевской курии Франции?  

Таким образом, необходимо признать, что Российская государственность развивалась как совсем особое многонациональное государство, где взаимоотношения метрополия – провинции строились не на принципах разграбления ресурсов, но на глубокой взаимной, свободной и братской интеграции народов этой удивительной империи, с включением в нее, в первую очередь, самой прогрессивной, пассионарной (выражаясь языком Л.Н. Гумилева), части населения. Это была совсем другая цивилизация.

Сегодня это ощущается особенно. Лиссабонский договор в качестве целей ЕС во внутренней и внешней политике провозглашает «содействие миру, своим ценностям и благополучию своих народов», а также «сохранение мира, предотвращение конфликтов и укрепление международной дипломатии». В основе инструментария ЕС - так называемая «превентивная дипломатия», предполагающая принятие мер по недопущению будущих конфликтов. Насколько это соответствует истине – и мы, и сами европейские народы, убедившиеся в полной своей несостоятельности определять собственное будущее, могут понять сами. В немалой степени ЕС есть продукт такой «превентивной дипломатии» европейских элит, которые с XIX века находятся под нарастающим политическим и экономическим контролем со стороны Англии, а потом и США.

Вместе с тем проекты объединения Европы в целях самих европейских народов, еще до известной фигуры Куденхове-Калерги, имеют давнюю историю и вполне реальных предшественников. В то время, как Елизавета I английская уже имела план глобализации английской власти в виде «Зеленой империи» Джона Ди, в голове Генриха IV Наваррского (1553–1610) рождался план относительно будущей Европы, навеянный беседами с Фридрихом Гриком в 1606 году, упомянутый в мемуарах его министром, герцогом Сюлли Максимилианом де Бетюн в 1636-м, и известный как «Великий проект» («Le grand Dessein») Генриха IV. Проект состоял в низвержении могущества дома Габсбургов – этого источника постоянных конфликтов в Европе с XVI века, в выдворении турок и татар в Азию, восстановлении Византийской империи и последующем устроении счастливого союза европейских народов, в котором никто и никогда не будет воевать между собой − подлинной «Христианской Республики». Для многих европейцев, в том числе Вольтера и просветителей, «Великий проект» Генриха IV – та же утопия, что и «город Солнца» Томмазо Кампанеллы.

Замысел объединения Европы, вызревал задолго до его материального воплощения. Но удалось ли воплотить великую христианскую идею европейского братства? Казалось бы, после Второй мировой войны это удалось сделать связке США с глобальным бизнесом, чтобы до краха СССР быть «витриной» сияющего западного мира для народов Восточной Европы и России, а после этого – служить военно-политическим плацдармом НАТО для ее расчленения и удушения.

Поэтому в сознание народов Европы был внедрен миф о невозможности такого объединения без внешнего военно-политического и экономического контроля народов Европы. Частью этого мифа стала и кровавая история Европы и вечные войны европейских народов друг с другом, и миф о невозможности их братского объединения в силу якобы, особенностей монархического сознания. Речь шла о том, что монарх – это личностное воплощении суверенитета народа, символ единства и безопасности государства. Представления о монархе, как воплощении абсолютной основы, на которой организуется и государство и народ, были свойственны и России (представления о «Царе-Батюшке» и «Императрице-Матушке»), и государствам Европы, Азии и дальнего Востока – Китая, Японии. На этой основе складывался и целый корпус национальных требований к монархам. Достаточно вспомнить трудности, которые испытывала Екатерина II в первые годы правления. При этом в Англии в 1701 году был даже принят Act of Settlement (кстати, конституированный), который содержал требования, которым должен соответствовать монарх. Считалось, что в таких условиях ни один народ не потерпит наличия над своим монархом (воплощением народного суверенитета) внешних властей. Но и Генрих IV Неаварский, и многие христианские государи Европы, не говоря о православных русских Царях, признавали над собой и народами высшую власть тех христианских ценностей, которые являлись высшей объединительной основой братства и взаимности, воплощаемой в неколониальной Российской империи, в рамках которой Генрих IV Наваррский собирался создавать «христианское братство» народов Европы.

В  XVII–XIX вв. начинается промышленная революция. Переход от ручного труда к машинному, рост товарного производства приводит к увеличению количества товаров, произведённых не для личного потребления, что увеличивает роль продавца в усложняющихся товарно-денежных отношениях. Активно развиваются и обеспечивающие их инструменты (виды торговых сделок) – кредит и банковское дело. Появляется новый класс, более сильный, чем ранее существующие.  

При этом в XVIII–XIX веках, с кровавой борьбой этого класса против христианских ценностей, роль монархий и монархов в жизни Европы постепенно утрачивает свое назначение.

В отличие от монархов и аристократии власть капиталиста была вне ментальной традиционной связи с народом, о которой мы говорили выше. Ему чужды отношения традиционного и патриархального долженствования, на чем основаны взаимоотношения «монарх-народ». Капиталист вообще чрезвычайно слабо ориентирован на национальное. В значительной степени он является «вненационалом». Потому ли, что значительная часть капитала скоплена бессовестным обиранием колоний в отрыве от «родных мест» или по другим причинам, но логика товарно-денежных отношений не включает понятия Родина, народ и Отечество. Поэтому связь капиталиста со страной «происхождения» капитала минимальна.

Капиталист вненационален. Даже от аристократии (рожденной от служивых) он отличается тем, что не имеет прямых эволюционных предшественников. Этому классу чужды любые объединения, не обусловленные интересами капитала. Капиталисты комфортно грабили колонии и богатели, особенно на военных заказах. В значительной степени им выгодны войны и не выгоден мир. Англосаксы и во Вторую мировую войну снабжали обе стороны – объединённые наднациональными интересами капитала.     

В 1916 году в Цюрихе Владимир Ильич Ленин пишет работу «Империализм как высшая стадия капитализма. Популярный очерк». 

Основной посыл Ленина в том, что развитие капиталистического производства ведет к концентрации производства и капиталов. Происходит монополизация промышленной и банковской сферы. Это порождает экспорт капитала в колонии и в итоге ведет к разделу мира. Монополии господствуют внутри собственных стран, подминая под себя национальное традиционное управление, препятствуя развитию национальных экономик и паразитируя на экономиках тех стран, в которые они внедрились. 

Квинтэссенцией британской «колониальной мысли» оказалась работа Хелфорда Дж. Маккиндера, впервые опубликованная в «Географическом журнале» в 1904 году. В определенной степени это была переоценка взглядов А.Т. Мэхэна, увидевшего опасность в упадке морской силы, которую он обосновал в книге «Влияние морской мощи на историю: 1660-1783».  

Маккиндер видел главную опасность в теллурократических государствах (оседлых цивилизациях, сложившихся в глубине континентов) и указывал на важность контролировать их талассократическими государствами (цивилизациями моря). Сегодня телурократия – это, по сути, евразийство. Талассократия – атлантизм.  

Так появилась теория «Хартленда» как культурно-ландшафтного цивилизационного центра, обретающего со временем все большую и большую силу по мере роста логистики, технологий и развития внутренних интеграционных процессов.

Основной посыл Маккиндера - «Кто управляет Восточной Европой, тот управляет «Хартлендом». Кто управляет «Хартлендом» тот командует «Мировым островом» (Европа-Азия-Африка. Прим. автора). Кто управляет «Мировым островом» тот командует всем миром». 

Отсюда и проистекает перманентная борьба Британии с континентальными державами, прежде всего – с Россией, Германией (также способной создать империю) и их возможным союзом. Отсюда и практика континентальных блокад и «divide et impera» (разделяй и властвуй). С другими европейскими игроками она покончила давно. С могуществом Испании, Франции, Австро-Венгрии. Вероятно, и взрыв на Северных потоках – это и двойной удар по России, и очередной, а, возможно, и последний гвоздь в гроб Германии.  

Мировая финансовая система эволюционировала. Она стремится к численному сокращению своих членов и постепенному истреблению среднего класса. Монополизм, о котором предупреждал В. Ленин, по сути, создал формацию, возможности появления которой Ленин (по-видимому) не уделял должного внимания, считая, что мировая революция уничтожит империализм. Но она так и не наступила.  

Но сегодня даже Великобритания, США, ЕС и их народы, миллионы людей – лишь инструменты. Мировая финансовая элита уже не представляет какие-либо государства или империи, она - уже вне их. Современный мировой капитал потому и называется транснациональным. И истинное «закулисье» – то, что Дональд Трамп именует глубинным государством – весьма немногочисленно.

И эта финансовая элита сидит не в городе Вашингтоне, Лондоне или Париже, где когда-то писал о будущей конфигурации Европы герцог де Салли. Она сидят не в столице локомотива Европы Берлине и даже не в главном городе Европы – Брюсселе. Сегодня там находятся их военно-политические и экономические менеджеры, которых она же и поставили на необходимые для себя места.

Потому что она вообще нигде не «сидит». Она собирается. Периодически. Потому что нет смысла управлять процессами непосредственно, если система работает. Собирается в Давосе и других наднациональных площадках взаимодействия, которые сегодня хорошо известны. Как великие хищники, они продолжают пожирать более мелких хищников. 

Важно то, что оставшиеся – договорились. Инклюзивный постчеловеческий мир – это то, чем они сегодня приманивают мировую вненациональную массу, которая останется после уничтожения культур, национальных государств и ценностей, выходящих за пределы интересов капитала и их власти.  

Места России в этом мире не предусмотрено. И это – очень хорошо. Сегодня не только Россия, но многие народы мира начинают понимать, что это – хорошо для всех, кто хочет остаться человеком и иметь человеческое будущее – для себя, для своих детей и своего Отечества. В этом – Русский проект. Именно поэтому народы мира с возрастающей надеждой смотрят на Россию, которая опять, в который раз, спасает мир от вселенского зла. 

Алексей Лупанов16.10.2023 в 21:16Ответить

Мила, спасибо за работу. Я не знаю возможно это или нет, но хотел бы видеть на учебниках истории старших классов вверху Ваше имя. Вы всегда увязываете вопрос истории, лежащий на виду "кто и когда" с более важным "почему и как". С уважением.