В середине XIX затея купца Павла Третьякова собирать картины русских художников кажется сумасшедшей. Но меценат верит в торжество русской национальной школы живописи и, в конце концов, оказывается прав.
Это сейчас Третьяковская галерея - один из крупнейших существующих художественных музеев, а русской культурой восхищаются во всем мире. Но было время, когда считалось, что работы отечественных художников лишены всякой национальной самостоятельности и пишутся исключительно на манер итальянских позднеакадемических образцов. В это время не было ни Ильи Репина, ни Федора Васильева. В великое будущее русского искусства не верили – состоятельные люди предпочитали собирать картины зарубежных мастеров. Тем и удивительно желание молодого купца Павла Третьякова создать национальную или народную галерею, в которой бы он собрал лучшие экземпляры русской живописи.
В письме своему другу живописцу Александру Риццони от 21 февраля 1865 года, Павел Третьяков делился своими страхами: «…многие положительно не хотят верить в хорошую будущность русского искусства и уверяют, что если иногда какой художник наш напишет недурную вещь, то так как-то случайно, а что он же потом увеличит собой ряд бездарностей. Вы знаете, я иного мнения, иначе я и не собирал бы коллекцию русских картин, но иногда не мог, не мог не согласиться с приводимыми фактами; и вот всякий успех, каждый шаг вперед мне очень дороги и очень бы был я счастлив, если бы дождался на нашей улице праздника». И в более позднем письме от 16 марта: «Я как-то невольно верую в свою надежду: наша русская школа не последнею будет; было действительно пасмурное время, и довольно долго, но теперь туман проясняется».
В мемуарах дочь Павла Третьякова Александра Боткина подробно описала, как выглядел ее отец. Он был сухим, тонкокостным и высоким мужчиной с обликом аскета. Обладал хорошим чувством юмора, но никогда не смеялся громко. «Он заливался, сотрясался, зажмуривался, краснел и иногда даже слегка повизгивал», - вспоминала Александра Боткина. Павел Михайлович был человеком привычки с устоявшимся распорядком дня. Он много работал, со своими подчинёнными мог быть строгим, но справедливым. С детства обожал искусство.
Исследователи жизни Павла Михайловича предполагают, что толчком к воплощению своей задумки по сбору картин русских мастеров послужила его поездка в Санкт-Петербург в возрасте 20 лет. Тогда Третьяков дал себе слово побывать на 14 театральных спектаклях за две недели и, немного задержавшись, выполнил его. Вот как он описывал свои последние дни в Санкт-Петербурге матери: «…ежедневно путешествовал по Гостиному двору, был в Публичной Библиотеке, в Румянцевском музеуме, в Горном музее, три раза на частной Выставке картин и 5 раз в театре и цирке, видел еще четыре раза Каратыгина (российский актер-трагик Василий Каратыгин – прим. ред), превосходную актрису Жулеву (русская драматическая актриса Екатерина Жулева) и проч».
Первые покупки картин были отражены в карманной книжке Третьякова за 1853 год. На Сухоревском рынке он купил восемь полотен. Судя по цене, это не были картины маслом. Уже в следующем году Петр Михайлович купил девять дорогих масляных картин, скорей всего, старых голландских художников. Были ли они оригинальными, сказать трудно. Впоследствии Павел Михайлович говорил, что, купив их, сразу понял, что слишком мало имеет знаний и опыта, чтобы рисковать и покупать работы старых западных мастеров, поэтому он решил приобретать картины только русских художников с выставок или от самих авторов. Кроме того, коллекционер переживал за судьбу российской живописи. Так, в 1862 году во время путешествия Павел Третьяков попал на Всемирную выставку в Лондоне. В это время в его карманной записной книжке появилась запись: « <…> неужели Русская школа произвела только 78 произведений, достойных для отправки на выставку? Нет».
Шедевры Третьяковской галереи
Как признавался Павел Михайлович, его первой картиной для коллекции стало полотно русского художника-пейзажиста Андрея Шильдера «Искушение». Он пометил это приобретение в каталоге 1856 годом. По письму Шильдера эксперты установили другую дату - июль 1858 года. Эту разницу можно объяснить, предположив, что картина была только начата или даже в эскизе, когда Павел Михайлович ее увидел впервые, и что она была окончена художником для Третьякова. Интересно, что по документальным данным первой покупкой Павла Михайловича для коллекции стала картина живописца Василия Худякова «Стычка с финляндскими контрабандистами». Картина была написана в 1853 году, Третьяков купил ее в 1856 году, посетив мастерскую художника в Петербурге.
Павел Третьяков продолжал делать заказы мастерам и покупать готовые работы. Он подолгу просиживал в мастерских художников перед картинами или бродил по выставочным залам до открытия, одинокий, молчаливый, задумчивый. Изначально приобретенные полотна находились только в кабинете особняка Третьяковых. Коллекция быстро росла – картины начали развешивать в столовой и гостиной. Вскоре встал вопрос о строительстве пристройки, которая стала бы полноценной галереей. К 1874 году возведение двухэтажного здания, примыкающего к особняку, было закончено. Картины из жилых комнат перенесли в новое место. Впоследствии понадобилось еще несколько пристроек, чтобы разместить все полотна.
Павел Михайлович был человеком прямым и откровенным, не терпел лесть. Если работа мастера ему не нравилась, он не пытался показать обратное. Тому пример его письмо русско-белорусскому живописцу Аполлинарию Горавскому, с которым он был в дружеских отношениях: «Позвольте мне сказать Вам несколько слов, как близкому другу. Рассматривая Ваши работы, я не делал никаких замечаний, слыша от Вас, что все безусловно хвалят Ваши работы, а Старухой даже восхищаются, — и не делал потому, что не находил, чем бы особенно можно было восхититься, но, не доверяя себе, несмотря на приобретенную в последние годы довольно порядочную опытность в делах искусства, я ждал ответа Вашего: что именно скажет Иван Иванович Соколов, потому что его я считаю за самого прямого человека. Скажу Вам, что некоторые этюды мне очень нравились, но, за исключением двух-трех, в целом ни один не удовлетворил. Картины же мне не понравились, и в особенности Морская. В Старухе техническая часть чрезвычайно хороша, впрочем, я против этой манеры, композиция плоха, вкусу нет. Мечта — об ней, впрочем, говорено уже».
Что же Павел Михайлович хотел добиться от художника? В письме коллекционер писал: «Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес... дайте мне хотя лужу грязную, да чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника».
Эксперты до сих пор спорят, чем руководствовался Павел Третьяков при выборе картин. Конечно, он советовался со своими друзьями-художниками Иваном Крамским, Василием Перовым, Ильей Репиным, взвешивая их точки зрения, но никогда не шел вопреки своим знаниям и интуиции, принимая окончательное решение самостоятельно. Коллекционер чувствовал большую ответственность перед историей русской культуры, приобретая для галереи одни произведения и не покупая другие. 4 января 1873 года русский живописец-пейзажист Федор Васильев пишет: «Знаете, Павел Михайлович, Вам до смешного завидуют все имеющие галереи. Знаете ли Вы это? Ведь у Вас музей, у Вас история развития русских художников. Я не знаю мысли, какой Вы руководились, собирая картины современных и прежних художников, но результат этого собрания изумительный».
Павел Михайлович был принципиален и при назначении цены. У него всегда было свое представление о стоимости картины. Третьяков предлагал свою цену, торговался. Мастера относились к этому по-разному, одни не уступали до последнего, другие торговались в ответ. Так поступил русский художник-пейзажист Михаил Клодт фон Юргенсбург, который писал в письме: «Если бы Вы дали мне за мою картину («Закат солнца в Орловской губернии», - прим. ред.) тысячу рублей, то этим сделали бы большое одолжение мне, но так как Вы в Вашем письме просите меня сделать одолжение Вам и уступить эту картину за восемьсот рублей, на что я положительно и окончательно не согласен, то предлагаю Вам следующий выход. Половину одолжения сделаю я Вам, а другую половину Вы мне, т. е. я уступлю с тысячи сто, а Вы прибавите к восьмистам сто рублей, что составит девятьсот рублей. Если Вы согласны, то потрудитесь меня уведомить сейчас же телеграммой, дабы я мог переслать ее Вам, согласно Вашему желанию, к празднику».2 января 1868 года Клодт уведомил о получении 917 рублей (900 за картину, 7 рублей пересылка и 10 рублей ящик).
Да, Третьяков не любил лишних трат, избегал роскоши в быту, но он никогда не был скупым человеком. Коллекционер был готов переплатить, если видел, что художник находится в затруднительном положении, и деньги ему необходимы, чтобы продолжать творить. Павел Михайлович также мог заплатить мастеру в счет его будущих, еще ненаписанных, картин. Так, Третьяков помог Федору Васильеву расплатиться с долгами и не умереть с голоду. К сожалению, талантливый художник умер в возрасте 23 лет от туберкулеза. Кроме того, Третьяков помогал вдовам и сиротам мастеров, обеспечивая их.
Попасть в третьяковскую галерею было мечтой каждого художника. Русский и советский живописец Михаил Нестеров эмоционально и подробно описал встречу с коллекционером в своих мемуарах. Однажды на пороге появилась знакомая всем художникам фигура Павла Михайловича. Последовали поцелуи «со щеки на щеку», вопросы о здоровье. Третьяков не любил много говорить, поэтому сразу приступил к осмотру картины «Пустынник».
Художник вспоминал: «Смотрел (Павел Михайлович - прим. ред.) "Пустынника" долго, сидя, стоя, опять сидя, подходил, отходил, задавал односложные вопросы, делал замечания всегда кстати, умно, со знанием дела. Пробыл около часу, <…> неожиданно, вставая, спросил, не могу ли я уступить вещь для галереи? О, боже мой! Могу ли уступить!? Каждого молодого художника (да и старого) заветной мечтой было попасть в его галерею, а моей - тем более: ведь мой отец давно объявил мне полусерьезно, что все мои медали и звания не убедят его в том, что я - "готовый художник", пока моей картины не будет в галерее. А тут - "могу ли я уступить!"
Однако я степенно ответил, что "могу". Следующий вопрос самый трудный: "Что вы за нее хотите?"... Что хочу? - Ничего не хочу, кроме того, чтобы "Пустынник" был в галерее рядом с Перовым, Репиным, Суриковым, Васнецовым. Вот что я страстно хочу, и все же надо сказать не это, а что-то другое, серьезное... и я сказал, сказал! - и сам себе не поверил.
Что я наделал!.. Счастье было так близко, так возможно, а я, безумный, назначил... пятьсот рублей, и Павел Михайлович не возмутился, а прехладнокровно выслушав меня, сказал: "Я оставлю картину за собой", - стал прощаться, оделся и уехал, а я остался в каком-то полубреду».
Еще в своем первом завещании, которое было написано в 1860 году во время первой поездки заграницу, Павел Михайлович сформулировал мысль о создании национальной или народной галереи. Основой для нее должна была послужить его коллекция картин русских художников, которая всегда должна была находиться в Москве и ей принадлежала. Пользоваться же собранием мог весь русский народ.
Через много лет он повторил свое главное желание во втором завещании, которое было написано сразу после смерти его родного брата Сергея Михайловича. Он тоже был коллекционером картин, правда, преимущественно зарубежных авторов. Полотна Павла и Сергея Третьяковых, вместе с их поместьем, а также огромным капиталом, на проценты которого последователи должны были продолжать приобретать русские живописные и скульптурные произведения, были безвозмездно переданы в собственность Москвы. На момент передачи коллекция музея насчитывала 1276 картин, 471 рисунок, 10 скульптур русских художников, а также 84 картины иностранных мастеров. Для сравнения - сейчас коллекция Третьяковской галереи насчитывает 180 тысяч предметов искусства.
Сейчас уже сложно представить, как бы развивалась история русской культуры без участия Павла Третьякова. Свои мемуары Михаил Нестеров заканчивает следующими словами: «Кому не приходила в голову мысль о том, что, не появись в свое время П.М. Третьякова, не отдайся он всецело большой идее, не начни собирать воедино Русское Искусство, судьбы его были бы иные, быть может, и мы не знали бы ни «Боярыни Морозовой», ни «Крестного хода», ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Третьяковскую галерею. Тогда, в те далекие годы, это был подвиг...».
В.И. Суриков "Боярыня Морозова"
