I. ИСПОЛНЕНИЕ ВРЕМЕН

        Чтобы вернуть проекцию будущего, важно вернуться к базовым ценностям национальной жизни и развития. Ныне они уничтожаются пропагандой индивидуализма и процветания за счет остальных, за счет страны и продажи ее прошлого и будущего. Так мы оказались перед входом в эпоху рабства под Властью мирового олигархата. Международный русский Проект «МЫ» - путь выхода к новому уровню истории в обход устремлений олигархата. Для этого, в рамках национального «МЫ» должно сложиться понимание происходящего.

        Оглядываясь вокруг, мы часто спрашиваем себя – что происходит? В Интернете и книгах мы находим разные ответы: постиндустриальная эпоха, информационная эпоха, переходная эпоха. Но переходная куда, в каком направлении? Это вопрос, на который никто не дает ответа. Мы как будто заблудились в плотном тумане – в какую сторону грести? Отовсюду подстерегает опасность. Между тем, процесс качественного становления мира, частью которого являемся мы сами и наша история, не останавливается ни на секунду. Но у него только два направления: вверх, к высшим уровням истории и общественной жизни – как жизни ценностной и исторической, или вниз – к уровням социальной и личностной деградации, с падением на предшествующие уровни бытия – вплоть до минерального. На оси развития – от материи до биологической жизни, разума и высших проявлений Духа на уровнях со-знания и творческого со-Бытия, находится где-то и наша эпоха Нового времени.   
        Многое из того, что мы ощущаем как неудобство, как трагедию, как системный планетарный кризис во всех сферах жизни, в культуре, науке, истории, политике, экономике – это кризис финала эпохи. Эпоха, внутри которой мы родились, которую как-то понимаем и с которой еще связаны тысячами неразрывных нитей, подошла к концу. Она заканчивается, как и каждая эпоха в нелегкой истории становления человека. Как и каждая эпоха, она несла новую концепцию мира и истории, новые представления о человеке, о его прошлом и будущем, об истинном, нравственном и прекрасном. Мы замечаем, как все эти представления, еще недавно казавшиеся столь незыблемыми, уходят в прошлое вместе с эпохой. Но что же приходит на смену, кроме плотного тумана и чувства неустроенности? Сегодня это – самое интересное и волнующее. Оно прочно связано с происхождением эпохи и с вложенным в нее содержанием. Потому что Новое время есть первая искусственная эпоха, реализуемая по человеческому сценарию – в соответствии с его задачами и целями, и продуманным набором инструментов их достижения. Лишь немногие из этих инструментов смогли бы выдержать оценку с позиций элементарной человечности.     
        Новое время – об этом не упоминает литература, упивающаяся успехами технического прогресса, оказалось весьма трагическим периодом для континентальных народов, прежде всего – Европы и России, с перераспределением мирового политического и экономического влияния в сторону трансатлантического мира. Не в последнюю очередь благодаря этому, после В. Вильсона и Парижской конференции, эпоху уже не раз пытались хоронить. Многие историки относили ее окончание к финалу Первой мировой войны – не столько в убеждении, сколько в надежде, что наступает новейшее время просветленного человечества и нового человека. Как будет выглядеть это человечество, и какая роль в нем будет отведена человеку – они не знали. Символ веры, которому они поклонялись, был связан с понятиями разума и прогресса. Однако, новейшее время так и не стало новой эпохой – всего лишь частью все того же Нового времени, в котором, наряду с новейшим, были выделены и другие периоды – раннее и позднее Новое время. При этом новейшее время начиналось отнюдь не «стройками коммунизма», но неизбывной трагедией Европы – крахом ее культуры, ее империй и народов, синдромом «потерянного поколения» и пронзительными творениями Р. Олдингтона, Э. Хемингуэя и Э.М. Ремарка – с отрицанием и разума, и прогресса в их античеловеческом безумии. Этой детали они не знали – крах культур, народов и безумие, были включены в тот сценарий, который, после Французской революции, все активнее обретал черты выхода за грани «оси становления» в направлении «другого мира» – построенного на человеческом разуме и его свободе.  

        На языке метафизики окончание эпох именуется «исполнением времен». Согласно китайской книге «И-Цзин» (VIII в. до н.э.) эпоха перемен есть дыхание беспредельного в предельном, достигшем предела. Для нас – это дыхание Бытия в достигшей предела нашей эпохе, со всеми ее идеологиями, потрясениями, мировыми войнами, симулякрами и мифами о прогрессе, истории и человеке. За гранью предела уже идет разрушение эпохи, вошедшей в непримиримое противоречие с универсальными матричными смыслами, именуемыми ценностями – уровнями становления духа в его свободе. Поэтому каждая эпоха несет в себе надежду на восстановление ценностного уровня бытия, который оказался сдвинут на периферию, а потом и вовсе забыт уходящей эпохой. Но это никак не относится к нашей эпохе: ее финал обставлен совершенно противоположным образом.  
        Туман вокруг нас и отсутствие ориентиров – отражение утраты ценностной мотивации, способной побудить нас к совместности, хотя бы против тумана. Туман – состояние постмодерна, также включенное в сценарий, и отрицающее все религиозные, философские, национальные и иные гуманитарно-ценностные системы, рожденные народами на протяжении истории, отрицающее и сами народы, и системы культуры, мышления и морали. Единственным регулятором при этом оказывается Власть – именно она, как высшая ценность, теперь сама определяет понятия добра и зла – как и все другие ценности и моральные принципы.              Эта Власть, которую американские ученые М. Хардт и А. Негри именуют «Империей», сегодня из тумана творит будущее для всех – как собственную ценность. Ее свойства, пишут ученые, определяются «прежде всего отсутствием границ… это утверждение системы пространственной всеобщности, то есть, по сути, власти над всем «цивилизованным» миром…»¹. 
        Даже в условиях тумана эта Власть неизменно придерживается историцистской, по определению К. Поппера, теории прогресса², для которой отнюдь не является парадоксом то, что «эпоха гуманизма» сказалась предельной дегуманизацией (термин Ортега-и-Гассетта) самого феномена культуры, вызывая у человека не испытываемые им ранее чувства личного абсурда (А. Камю), тошноты (Ж.-П. Сартр) и омерзения «после оргии» (Ж. Бодрийяр), – с его же оценкой модернистской культуры раковой опухолью, разрушающей человека. Признавая факт свершившейся «смерти человека», объявленной еще М. Фуко в 1960-е годы ХХ века, европейские интеллектуалы не скупятся на жестокие определения в адрес своего современника, называя его и «больным зверем» (М. Шелер), и «безумным актером» (М. Хайдеггер), и «расчеловеченным ничтожеством» (Д. Оруэлл), и «скопищем стыда и позора» (Г. Гваттари).  
        Массовый одномерный человек (определение Г. Маркузе), ставший вдруг гуманистом – этот человек Нового времени, безмерно презираемый Ф. Ницше, оказывается и подлинным творцом всего кафкианского мира ХХ века с выходом в XXI столетие, и создателем «общества спектакля» Ги Дебора, в дебрях которого он начал ощущать смертную тоску собственного абсурдного бытия. Выводом многих мыслителей второй половины ХХ века становится утверждение смерти не только человека, но и самого феномена социального, замененного «молчаливым большинством» — массой, ничем не отличающейся от животных³. Знаковый европейский культуролог Й. Хейзинга (1872-1945) основой происходящего именует варваризацию – когда «содержание... высокой пробы исподволь заглушается и вытесняется элементами низшего содержания»⁴. При этом известный философ М.К. Мамардашвили (1930-1990), подводит качественный итог ХХ веку, обозначая его веком самой страшной, «скрытой от глаз… антропологической катастрофы»⁵. 

        Выход «низшего содержания» на определяющие позиции к образу человека проявляет себя не только беспрецедентным лицемерием. Так, провозглашая себя торжеством гуманизма, эпоха становится самым бесчеловечным, жестоким и кровавым периодом в истории. Заявляя себя прорывом к свободе, равенству и братству, она умудряется обессмыслить эти понятия вообще и смести их с фундамента давшей им жизнь христианской культуры. Утвердив своей высшей ценностью человеческую личность и ее свободу, эпоха становится символом жесточайшего насилия над человеком и не имеющих аналогов тоталитарных систем; указывая путеводной звездой разум, она открывает шлюзы самого тяжелого мракобесия, иррационализма и антисциентизма. Благодаря этому, провозглашая своей целью человеческое счастье, эпоха обрушивает миллионы судеб, формируя небывалый ранее уровень одиночества, горя, агрессии и недоверия.  При этом главный итог эпохи – неизменная ее ложь относительно будущего и своей Власти над временем и самим историческим процессом.    
        С «легкой руки» Ф. Фукуямы, финал XX – начало XXI веков проходит под знаком «конца истории», с активным развитием литературно-кинематографического жанра постапокалиптики. Конечно, смена эпох никогда не сулит спокойствия современникам. Она неизменно сопровождается тектоническими сдвигами доступного человеку внешнего и личного пространства: изменением границ, появлением и исчезновением народов, культур и государств, войнами и разрушениями старых концепций мира и развитием новых – как было на границе античности и средних веков, и как было на границе средневековья и Нового времени. Но не такова наша эпоха. Устойчивое, идущее вразрез с идеями Ф. Фукуямы убеждение, что «часы истории» встали и впереди уже ничего хорошего человека не ждет – появляется именно на уровне представлений бывших христианских народов. Уже после книги Ф. Фукуямы оно трансформируется в представления о начале некоей новой «нечеловеческой истории»⁶.   
        Впервые в истории, в конце эпохи не появляется ни великих пророков, ни гениев, ни прорывных идей будущего. Сам выход к новым уровням свободы связан уже не с человеком, не с развитием его духа и не с «распаковыванием» новых ценностей, но с системой управления человеком и технического контроля за ним. Этот уровень почти беспредельной свободы теперь связан только с одним феноменом – Властью над человеком, обществом и народами, на рубеже XXI столетия обретающей централизованный характер. При этом сам человек, независимо от места на социальной лестнице, давно находится в условиях разрыва не только с утраченным ценностным уровнем, куда выход возможен лишь через высшие этажи культуры, но даже с уровнем самой простой обыденной морали.     

        Как бы мы не относились к эпохе, произошедшее с человеком свидетельствует о тупике, в который она привела исторический процесс. Последнее подтверждает и юбилейный доклад Римского клуба (2018), где коллектив западных ученых впервые упоминает о «роковой ошибке» в основании Нового времени, что свидетельствует об острой необходимости «смены парадигмы мышления и развития», а также о том, сколь важна теперь «новая эпоха Просвещения»⁷. 
        Однако, в чем суть «ошибки» – они не говорят. Да и правда ли – речь идет всего лишь об «ошибке», но не о тщательно продуманной стратегии? Если всмотреться из нынешнего финала эпохи в ее начало, эта ошибка оказывается не чем иным, как очевидной политической стратегией. Она и стоится на противоречии между природным индивидом, с горизонтальной свободой его выживания, и историческим индивидом, вписанным в историческую культуру – с вертикальной свободой ценностного развития к высшим уровням универсального со-знания и творящего со-Бытия. Смертный индивид, с его интересами, исчерпываемыми физиологией, противопоставляется здесь уникальной сверхличности культуры – с ее интерсубъектным и интергенеративным (межпоколенческим) характером, против которой всевластие человеческой Власти бессильно. Собственно, именно благодаря этому, ни культуры, ни живые их носители – народы, с самого начала эпохи не имели шансов. Не вписывалась никак ни в сам проектмодерна, как проект тотальной человеческой Власти на базе технического прогресса, ни в массовые его идеологии – варианты реализации этой цели.  
        Обращает не себя внимание и понятие «парадигма», фигурирующее в тексте и обозначающее модель исторического развития – в совокупности стандартных идеологий, теорий, принципов мышления, оценки результатов и методов. Это значит, что современная западная мысль пришла к той же идее «преодоления модернистской парадигмы», на которой российские ученые настаивали еще в 1990-е годы ХХ века – после развала СССР⁸. Именно в этом пункте российская наука сразу встала перед тем «кризисом понимания» истории, который, в оценке ее ученых, единственно и мог «быть преодолен изменением приоритетов в методологии исторических исследований в сторону историософской направленности»⁹. Уже тогда было понятно – историософия есть часть все той же парадигмы, замыкающей круг. «Кризис исторической науки вполне очевиден, – писал еще в 1990-х, российский историк, – Это, прежде всего, кризис наиболее общих концепций, объясняющих мир»¹⁰. 
        Но эти «общие», универсальные концепции, объясняющие мир – не суммы «научно обоснованных фактов», которые на уровне ratio можно интерпретировать любым неожиданным образом, не гипотезы и не научные теории, неизменно опровергаемые временем. Это – культуры. Именно они представляют не только иерархически-ценностные системы национальных «МЫ», и не только сверхличностные качества этих «МЫ». Культура – это проекция Бытия, в совокупности универсальных алгоритмов становления и деградации пространства-времени: мира, истории, народов и человека. Это и определяет ее вертикальную иерархию, где высшие ценности несут онтологический характер, определяя все нисходящие ценностные поля, включая представления об индивидуальном разуме и свободе, истинном, моральном и прекрасном. Именно в этом смысле, в работе «Германия и кризис европейской культуры» (1924), видный социолог ХХ века А. Вебер, ужасаясь итогам Первой мировой войны, писал, что только культура может еще «вернуть Европу европейцам и каждый европейский народ – самому себе, чтобы они все время заново обретали себя в дальнейшем ходе истории»¹¹.

        Теперь, когда туман уже несколько рассеялся, можно разглядеть и черты Нового мира, к которому, переступая через кровь, изуверства, страдания и гибель миллионов, шла эпоха Нового времени. Сценарий предусматривал, путем частного индивидуализма, не только сокрушить связи личности с ее национальным «МЫ», с ее исторической культурой и ценностями, но напрочь уничтожить все эти ценностные системы, «освободив» человека для безграничной Власти над ним. Здесь – истоки того, что Римский клуб назовет «роковой ошибкой»: на ее фундаменте, в обход народов, культур, ценностей, будет формироваться новая Власть. В отличие от монархического правления, это будет уже вненациональная Власть принципиально олигархического типа, включая и партийно-номенклатурные режимы; для нее каждый народ станет лишь расходным материалом ее собственного процветания и свободы.  
        На первом этапе, через революции и массовые идеологии, через массовые убийства и уничтожение аристократии и духовенства, национальной интеллигенции и национально мыслящих рабочих, крестьян и мастеровых, народы – носители исторических культур, обращаются во вненациональные массы. В период модерна массы, утратившие и прошлое, и будущее, находятся под контролем Власти, которой приходится соответствовать запросам массы – в рамках заявленных идеологий. В периоде же постмодерна идеологии уже ограничивают Власть в ее свободе, в первую очередь – от масс и их притязаний. Теперь массы могут покинуть сцену: имея на руках все козыри и ресурсы, Власть в них более не нуждается. Более того, теперь она обнаруживает, что массы слишком выросли в объёме и их уже необходимо форматировать – как по качеству, так и по количеству. В рамках процесса форматирования и достигается заветная цель, скрыто присутствовавшая в динамке Нового времени – конечное разделение населения планеты на два класса – господ и рабов.     
        На этапе модерна, смена национальных культур массовыми идеологиями закономерно приводила к формированию так называемых политических наций. Однако политические нации были только этапными, промежуточными формами человеческих сообществ. Уже с второй полвины ХХ века, на фоне расширения постмодернистского дискурса, начинается их разрушение, – с появлением на их месте стандартизованных по установкам масс-культа «гражданских обществ». В рамках этого – для миллионов людей загадочного процесса, осуществлялась вся политика «мультикультурализма» и прямых антикультурных, национально-убийственных программ, проводимых «явочным порядком» - от либерализации наркотиков и проституции до утверждения и возвышения в ранг «продвинутости» сексуальных перверсий и девиаций, и «прогона» через «окна Овертона» детской педофилии. Собственно, все эти «загадочные» процессы, имеющие целью безучастно-толерантное «служебное существо» – управляемого обывателя-кролика, идут и теперь полным ходом во всех постхристианских странах – в первую очередь, внутри Европы и США.

         На этом пути «гражданские общества», уже давно утратившие свои национально-культурные корни и исторические качества своего «МЫ», должны, в результате, утратить и институциализацию этого «МЫ» – свою государственность. Зачем она им? После своевременной пандемии «COVID-19», которая уносит львиную долю «среднего класса» с его ценностями и свободами, эти общества без всяких протестов будут лишены государств – с появлением на планете однородной по интересам и установкам масс-культа массы, уже никак не защищенной перед Властью, полицией и спецслужбами. Операция «форматирование» будет заключаться в элиминации «лишней части» массы и всех нонконформистов, протестующих и несогласных, оставляя лишь самых толерантных и готовых восхищаться мудрой политикой высшего глобального руководства.      
        Не исключено, что все это будет происходить быстро.
        Сегодня мы все еще спрашиваем себя – что происходит? Но действительно ли, правда ли, – мы хотим получить ответ на этот вопрос? Не лучше ли оставаться в тумане, тайно надеясь, что когда рассеется морок, из него проступят очертания того пронзительно-прекрасного, милосердного, уютного, человечного мира, который был нам обещан уходящей эпохой? Однако, эпоха заканчивается не тогда, когда исполняет свои обещания, но тогда, когда воплощает цели. А обещания… что обещания? Не более, чем важное дополнение к инструментарию их достижения. Но это – при условии пассивного и «предельно толерантного» ожидания Нового мирового порядка за пределами истории и универсалий качественного становления - как бывает при злокачественных процессах. 
        Однако, время у нас еще есть, и есть план, неизменно составлявший альтернативу злокачественному проекту мировой олигархии. Это исторический Русский проект соборно-ценностного общества, как нового уровня мирового исторического процесса. Короткой и очень приблизительной попыткой его воплощения в ХХ веке оказалось Советское государство, созданное по западно-глобалистскому плану (коммунизм), с применением модернистски-западных методов (революция, гражданская война, концлагеря, жесточайшее насилие) и в системе потребительских установок массы, целиком воцаряющихся после Второй мировой войны (начиная с «догнать США по производству мяса и молока» – Н.С. Хрущев, 1957 год). 
        Восстановление национального самосознания – это восстановление исторического национального «МЫ», национальной культуры, ценностей и исторической миссии нации. Это то, к чему мы должны были прийти после логичного краха Советского государства. И это – то, к чему мы все-таки приходим сейчас, после неудачных попыток вновь встроиться, пусть в другую версию, но того же олигархического проекта модерна, столь же логично раскалывающегося у нас на глазах и демонстрирующего ту главную цель, ради которой все некогда и начиналось – глобальной и абсолютной человеческой Власти. Естественно, речь шла не о всяком, а об особом человеке – просто массы этого тогда еще не знали.     
        Время у нас еще есть – но его осталось немного. 

        Международный русский Проект «МЫ» продолжит знакомить читателей с различными аспектами Нового времени и событий XXI века. При этом главным направлением работы остается содержание Русского проекта и исторические фигуры этого периода, включая деятелей Белого движения и Русского зарубежья.    
        Участвуйте в Проекте «МЫ». Даже тогда, когда Вы не разделяете его оценок. Заходите на Сайт Проекта «МЫ», вступайте в диалог с Редакционным бюро и участниками, задавайте вопросы, несите мысли, концепции и модели для любых сфер нашей жизни и развития. Наше «МЫ» – наше будущее.   

Литература:

1. Хардт Майкл, Негри Антонио. Империя // М., Праксис, 2004. С. 14.
2. Поппер К. Открытое общество и его враги // М. 1992, Т.1.С.30-38.
3. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или конец социального // Екатеринбург, 2000. С. 39.
4. Й. Хейзинга. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М., 1992. С. 350.
5. Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию // 2-ое изд., М.: Изд. группа «Прогресс» «Культура», 1992. С.107.
6. Хакова Г.С. Актуальность проблемы «конца истории» в современной философии / МГУ им. Г.И. Носова // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук, 2017. С. 158-159.
7. Von Weizsaecker, E., Wijkman, A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet // Springer, 2018. р. vi-vii.
8. См.: Зверева Г.И. Историческое знание в контексте культуры конца XX века: преодоление власти модернистской парадигмы // Гуманитарные науки и новые информационные технологии: Сб. науч. тр. М., 1994. Вып. 2. С. 127-142; Кризис исторической науки или наука в условиях общественного кризиса: Отечественная историография второй половины 80 - начала 90-х гг. // Советская историография. М., 1996. С.447-487; Гуревич А.Я. Апории современной исторической науки - мнимые и подлинные // Одиссей. Человек в истории. 1997. М.,1998. С.233-251.
9. Ю.А. Васильев «Кризис истории» – кризис понимания истории //Проблема понимания, 2006, №1. С. 36.
10. Мамонов В.Ф. Кризис исторической науки //Вестник Челябинского государственного университета, 1993, С.3-4.
11. Вебер А. Германия и кризис европейской культуры//Культурология XX век. М.,1995. С.295.