Было бы странно ожидать, что человек, эволюционируя, будет активно развивать свою научную, техническую и материальную базу, но оставит в стороне управленческие технологии. Само содержание феномена государства в первую очередь включает организацию политической власти, использующей соответствующие управленческие технологии и аппарат государственного принуждения. Они являются механизмами реализации власти и, соответственно, имеют первостепенное значение для существования государства.
Они не могут не эволюционироать.
Осуществление власти - это всегда некий баланс между правами и свободами, с одной стороны, и обязанностями и ограничениями - с другой.
Власть – всегда насилие. И действенным оно может быть лишь тогда, когда понимается субъектом приложения и образует коридор для маневрирования. Этот коридор и есть та поведенческая парадигма, которая является желаемой для власти. Поэтому насилие обязательно. Карательная система - это форма, где власть в наибольшей степени показывает себя в качестве власти.
Но есть одно «но». Чрезмерное насилие рождает пролетариев или рабов. Ни тот, ни другой не в состоянии создавать сложные материальные и культурные ценности. Первые - по причине того, что им «нечего терять, кроме своих цепей» и они находятся в состоянии приискания ценностей извне. Вторые - по причине незаинтересованности в результатах своего примитивного труда. И потому что, как утверждал Марк Туллий Цицерон: «Раб не мечтает о свободе, раб мечтает о своих рабах».
Но без них нельзя. И потому за ними установлен постоянный контроль. Вспомните знаменитый проект тюрьмы-паноптикума Иеремии Бертрана. Круглое в своем плане здание с камерами-секторами и прозрачными сквозными стенами-окнами. Поместив в центр надзирателя, он будет видеть каждого. Это и есть модель, к которой стремится современная мировая государственная мысль.
Основным и главным драйвером прогресса является средний класс. Именно они, «лучшие люди» по Аристотелю и Платону, являются «социальным авангардом». Причем в них он видит не имущественные возможности, а преобладающие качества. Среди которых он отмечает рассудительность, стремление к справедливости, способность к государственному мышлению. Они являются главными производителями и потребителями товаров с «высокой интеллектуальной стоимостью». Они, по Платону, - опора государства и его защитники.
Действительно, высший класс неостановим во всеразрушающем стремлении к богатству. Который, как писал Джон Стюарт Милль, „не хотят быть богатыми, они хотят быть богаче других.“ Но в то же время им не свойственны черты нижнего класса, который и вовсе опасен для государства. Класса, более склонного к индивидуальным преступлениям и коллективным – бунтам, переворотам, революциям. С последующим занятием их места. То, что в «Надзирать и наказывать» Мишель Фуко называл «великим перераспределением противозаконностей».
Средний класс стал уравновешивающим между верхним и нижним. Это самый созидательный и креативный класс, создающий нематериальные гуманитарные ценности. Он мыслящий и требует иного подхода. Он идеологически опасен для верхнего, потому что образован и экономически состоятелен. Но можно слить его с низшим, поставив их в состояние соперничества.
Вернемся к Паноптикуму Бертрана. Итак, мы поместили туда и средний класс. Уравняли в правах обоих. Но видите ли, в чем проблема. Надзиратель один в состоянии наблюдать. Но ему одному не навести порядок в тюрьме. Но если делегировать часть самих полномочий самим заключенным, нужно ли будет много надзирателей?
И дать возможность последнему подавлять немногочисленный средний, используя имеющиеся среди них антагонизмы. Зачем - спросите вы? Все очень просто. Чтобы отвести претензии от высшего класса. Класса, представленного олигархами, транснациональными корпорациями (ТНК), глобалистами. Беднеющий нижний класс получает «жертву», подходящую для сублимации своих проблем. Средний класс переключается на вопрос выживания среди нижнего. В обществе начинается перманентная война всех против всех. Выстраивается новый порядок антагонистических взаимоотношений между ними, а финансовая элита освобождается от большинства претензий обоих к себе.
Давайте посмотрим, как это происходит.
Общеизвестно, что любое общество состоит из множества соперничающих друг с другом элементов. Мы все прекрасно понимаем, что групповая интеграция всегда лежит где-то в области индивидуальных предпочтений и личных интересов. Это не вражда, но соперничество. Чаще она выражается всего лишь в единении граждан по интересам. Иногда они могут вступать в конфликты друг с другом (атеисты и верующие, веганы и сторонники традиционного питания). Но чаще они носят характер легкого отчуждения.
Но можно серьезно накалить обстановку. Можно разъединить людей на враждующие лагеря. Создать, как выразился Бенедикт Андерсон, «мнимую общность». Современные медиатехнологии, Интернет и бесконечный потоки деструктивной информации атакуют общество беспрестанно. Вы заметили, насколько мало информации доброго, позитивного характера? Войны, болезни, убийства, бедствия, катастрофы. Причем задача этих атак - не порождение страха в людях, а порождение тревоги. Именно длительного, депрессивного состояния, не поддающегося преодолению рациональными средствами. Страх побеждаем. Потому что мы видим причины его. Тревога иррациональна. Человек не может справится с ней, потому что источник ее распылен. Неспроста этому чувству столько внимания уделяли Кьеркегор, Сартр, Хайдеггер. Последний говорит, что «тревога заставляет нас впервые осознать, что дело вовсе не в том, что все смертны, а в том, что я когда-нибудь умру».
Параллельно идет атака на традиционные ценности. Деперсонификация Бога, гендерная повестка, черный расизм и борьба с институтом семьи, развернутая в медиапространстве, приводит к потере у человека «ценностей сопротивления». Как тут не вспомнить испанского философа Хосе Ортегу-и-Гассета: «Новые художники наложили табу на любые попытки привить искусству «человеческое»... Личность, будучи самым человеческим, отвергается новым искусством решительнее всего. Со всех сторон мы приходим к одному и тому же — бегству от человека». Аргентинский писатель Хулио Кортасар ощущал это очень хорошо: «эстетические критерии, шкала ценностей уже не существуют: человек, некогда ожидавший всего от разума и духа, теперь чувствует себя преданным и смутно осознаёт, что его окружение повернулось против него же самого».
И человеку нечего противопоставить этому. Помните Карамазова: «Если Бога нет – значит, все позволено». Неспроста недавно появился новый термин: «медиацид». Зачем это делается?
Профессор клинической психологии в Гентском университете (Бельгия) Маттиас Десмонд посвятил долгое время изучению побочных проблем, связанных с длительным пребыванием людей в условиях изоляции во время пандемий и локдаунов (collateral damage). Описанные выше технологии он называет «эффектами массформации».
Чтобы они работали, по мнению профессора, должны быть выполнены следующие условия:
1. Люди должны ощущать себя выключенными из общественных процессов. Они должны испытывать отчуждение, ощущать отсутствие социальных лифтов, диалога с властью.
2. Должна присутствовать апатия, ощущение своей ненужности, бессмысленности своей работы (синдром "Bullshit Jobs" («нехорошая» работа)), бесперспективности своего труда.
3. Человек должен испытывать перманентное чувство тревоги, страха. То есть особую навязчивую форму неуверенности, именуемую психологами (free floating anxiety). Частью их формируют первые два пункта, частью – постоянный депрессивный информационный фон, формируемый новостями, в которых доминирует буллинг, наркотики, стрельба в школах. Хорошо формирует этот фон проблемы экологии, расизм, харассмент, стоимость медстраховок, аренды жилья, бензина, продуктов питания, сообщения о появлении новых заболеваний и штаммов.
4. Отсутствие понимания текущих политических процессов и надежд на улучшение ситуации. Атака должна быть постоянна и не давать вам собраться с мыслями. Вы должны быть полностью погружены в мир насилия, боли и лжи. Вы должны перестать думать самостоятельно. Никакого самостоятельно мышления! Полная перепрошивка сознания!
Общество разобьется на массу враждующих партий, и начнется внутривидовая вражда. Оно станет готовым к приему самых деструктивных форм правления в ожидании избавления. И оно не будет ощущать внешнего управления. Дезориентированному в ценностях, потерявшему ориентиры человеку, долгие годы претерпевавшему в забвении, будут переданы права на восстановление справедливости. Общество будет красиво и пафосно говорить о демократии, о свободе, о правах, о достоинстве человека. И оно начнет вершить справедливость. Ведь это так притягательно – «синхронизировать» свое личное, индивидуальное с общественным. И ты уже не стадо, но и не эгоист. Самообман от ощущения, что тебя теперь слышат и ты можешь воздать тем, кто ранее был недостижим. И для этого не нужен суд. Все теперь и судьи, и прокуроры, и адвокаты в одном лице. Не «твари дрожащие». Это прекрасное и упоительное чувство сопричастности с текущими событиями! Общество, где каждый – Родион Раскольников на стероидах.
И вот уже Джоан Роулинг, известная писательница, перепостила статью в «твиттере» о необходимости во время «удалёнок» обеспечить женщин бедных районов гигиеническими средствами. Но обратила внимание, что автор не называет женщин женщинами. А что-то типа «люди у которых это» или люди, «которым требуется это». Она всего лишь спросила: почему бы женщин не называть прямо - женщинами? Поднялась волна хейта. Имя ее вытравлялось из печати, портреты на книгах вымарывались. Отпечатки ее ладоней в Эдинбурге были залиты краской. Даже актеры Дэниел Рэдклиф и Эмма Уотсон (герои Хогвардса) публично отреклись от Джоан и осудили ее. Хотя кем бы они были без экранизации ее книги?
За свое мнение под жернова культуры отмены попали актрисы Джина Карано, певица Лана дель Рей, Джонни Депп и другие.
Поззи Паркер (Келли-Джей Кин-Маршалл) лидер движения «Пусть женщины говорят» подверглась нападению разъярённой толпы в Окленде, и лишь полиция и охранники спасли ее от расправы обезумевшей толпы. Всего лишь за право женщин называть себя женщинами. И быть ими. А девушка по имени Одри Хейл, позиционирующая себя как мужчина, устраивает стрельбу в христианской школе 27 марта прошлого года. Криса Элстона из Лондона на одиночном пикете против включения трансгендерных тем в школы «Антифа» избили и сломали руку.
Не кажется ли вам странным, что в стране, где на банкнотах пишется «In God We Trust», уже давно действуют «Церковь Сатаны», «Тысяча первая церковь Трапезонда» (Сан-Франциско), «Церковь последнего суда» (Лос-Анджелес), «Общество Асмодеуса» (Вашингтон), «Международная Ассоциация ведьм и колдовства» (Нью-Йорк) и масса других. Крупных и организованных и мелких, полуформальных организаций.
Разве человечество не усвоило еще со времен римского права, что человек не может нести ответственность за деяния, которые не совершал? Так что это за абсурдный акт стояния на коленях одних людей перед теми, кто отличается от них только повышенным содержанием меланина в коже? Почему родители уже с боями не могут отстоять право воспитывать своих детей в традиционных ценностях, а их право говорить об этом порою наказуемо?
Мы видим слом прежних ценностей и полное непонимание финала их трансформации.
Когда-то румынский философ Е.М. Чоран сказал: «Мне становится все сложнее и сложнее распознавать добро и зло. В тот день, когда я не смогу отличить одно от другого, если он настанет, будет таким шагом вперед! Но шагом к чему?»
Вспомните снова тюрьму-паноптикум Иеремии Бентама. Люди почти готовы стать сами для себя надсмотрщиками. Мир, в котором даже тот человек, который не создал в своей жизни ничего, может раздавить созидательную жизнь другого. Надсмотрщику в центре паноптикума нужно было только разрушить представления заключённых о воле и дать чуть-чуть власти. Помните, как Мишель Фуко описывал психологию заключенного? «Презрение людей обращено на нас, осужденных. Золото, которому они поклоняются, тоже наше. Однажды оно перейдет в наши руки. Мы купим его ценой жизни. Другие теперь оденут цепи, которые вы заставляете нас влачить; теперь они станут рабами.»
И пока люди внизу будут находится в состоянии войны друг с другом, никто не будет задавать вопросов транснациональным корпорациям, финансовым элитам, олигархату. И общество так и будет, выражаясь словами Бенедикта Андерсона, «мнимой общностью» ввиду искусственности нашего понимания о себе, порою сформированного извне. Но если, читатель, ты здесь, значит, ты все-таки уже не «мнимая общность», а часть «МЫ».
А Вы заметили, как перечисленные пункты массформации влияют на Вас лично? Разве не они заставляют бросать вызов, бороться, заниматься творчеством?
Полагаю, господину Маттиасу Десмонду стоило уделить время анализу восприимчивости этим эффектам разных типов личности. Хотя, вероятнее всего, он изначально рассматривал общество уже разделенным на овец и господ.
Да, все так, Владимир. Заставляет. Но видите ли, нас не так уж много. Как и любая пропаганда, она направлена на массового усредненного человека. На массы. И к сожалению массы и подвергаются этой обработке. Вы, я, и десятки, пусть даже сотни людей не делают погоды, когда медиациду подвергаются ежечасно миллионы. Мы, скорее, то исключение, что подтврждает правило. То гегельянское противоречие, который критерий истина. Той истины, когда мы всеже вынуждены признать, что их мероприятия всеже работают.
Но мы будем боротся с этим и далее.