В ХIХ веке Александру Герцену удалось сделать невообразимое - создать в Лондоне Вольную русскую типографию. Во времена, когда цензура в России не давала напечатать ни одного критического материала, его издания стали рупором свободы и независимости.
Одним из самых ярких явлений издательского дела XIX века стала организация Александром Герценом Вольной русской типографии в 1853 году. Создать в эмиграции, в Лондоне, типографию, которая бы печатала материалы для российской публики, - настоящая авантюра. Причем подобное желание было не просто смелым, а опасным. Печатная деятельность могла навлечь беду, как на самого издателя, так и на его близких людей, оставшихся в России. Но Александр Герцен был готов идти на этот риск. Бесцензурные издания Вольного станка – альманах «Полярная звезда», сборник «Голоса из России», газета на злобу дня «Колокол» и приложения к ним – сыграли большую роль в развитии русской общественной мысли и русского освободительного движения.
Мысль о Вольной русской типографии впервые зародилась у Александра Герцена в Париже в 1849 году. 1 мая в статье «Вместо предисловия или объяснения к сборнику» Герцен писал о своем желании организовать книгопечатание за границей. Целесообразность такого начинания он объяснял тем, что «печатать в России всегда было трудно», но после февральской революции во Франции «испуганное правительство придумало еще цензуру над цензурой, цензуру контроля, надзора, и в этой цензуре сидят уже не цензора, а генералы, адъютанты и министры». Вольное книгопечатание, по его мнению, должно показать, «кто сильнее – власть или мысль». Однако запуганные современники Александра Ивановича страшились одной мысли о возможном появлении свободного печатного органа. Начнут выходить свободные русские издания – многие скажут: «Предатель, враг царю и отечеству!» А Герцен не смутится и ответит, что отечеству его меньше всего нужны рабы, а больше всего – свободные люди.
В труде «Былое и думы» Герцен писал: «Я так вполне был отрезан на чужбине, надобно было во что б ни стало снова завести речь с своими – хотелось им рассказать, что тяжело лежало на сердце. Писем не пропускают – книги сами пройдут; писать нельзя – буду печатать, и я принялся мало-помалу за устройство русской типографии в Лондоне». Кстати, не случайно страной, где впервые был запущен Вольный станок, стала Англия. В то время здесь не было полицейских стеснений и даже разрешались митинги.
Закономерно и название типографии. Само словосочетание говорило о делении русских типографий на свободные и несвободные. Дело в том, что в конце 40-х — начале 50-х годов число разного рода цензур в России приближалось к двадцати. По словам Герцена, «до 1848 года русская цензура была крута, но все-таки терпима. После 1848 года там уже нельзя было печатать ничего, что мог бы сказать честный человек». Главной задачей Вольной типографии было призвать к свободе. Неспроста к девизу «Колокола» «Vivos voco» («Зову живых»), то есть не утративших способности освобождаться, иногда добавлялось «mortuos plungo» («оплакиваю мертвых»), то есть умерших, сгнивших еще при жизни.
Так, в Лондоне Герцен сблизился с польским эмигрантом, членом демократического общества Ворцелем. Именно с ним Александр Иванович решил поделиться своей идеей о создании типографии. Герцен вспоминал в труде «Былое и думы»: «Выслушав меня, <…> встрепенулся, схватил бумагу и карандаш, начал делать расчеты, вычислять, сколько нужно букв и проч. Он сделал главные заказы, он познакомил меня с Чернецким, с которым мы столько работали потом».
Главным источником финансирования издательской деятельности Герцена стало его состояние, а немного позже и наследство – он был сыном богатого русского помещика Ивана Яковлева. Однако это был хоть и основной, но не единственная источник. Александр Иванович получал пожертвования и даже попытался учредить «Общий фонд», правда, существенных вложений никто так и не сделал. Как едко заметил по этому поводу сам Герцен: «Русские не любят давать денег на общее дело, если при нем нет сооружения церкви, обеда, попойки и высшего одобряющего начальства».
Так как создание типографии стало совместным делом Герцена и Ворцеля, все расходы книгопечатания (бумага, набор, наем места, работа и так далее) брал на себя Александр Иванович, а Централизация (главный орган польского демократического общества – прим. ред.) отвечала за пересылку русских листов и брошюр теми путями, которыми они переправляли польские брошюры. Все, что им требовалось для пересылки, Герцен отдавал бесплатно. Отметим, что впоследствии Герцену удалось снизить влияние Централизации.
За несколько месяцев при помощи польских эмигрантов Александр Иванович сумел найти все необходимое для типографии: станок, помещение, русский шрифт. Примечательно, что мелкий, но четкий русский шрифт был в свое время заказан Санкт-Петербургской академией наук парижской фирме Дидо. Однако академия шрифт не взяла, и он достался Герцену. Польские эмигранты и стали наборщиками новой типографии (что впоследствии стало причиной жалоб читателей на большое количество опечаток).
О продаже и рассылке готовой продукции Герцен договорился с солидной лондонской книготорговой фирмой Н. Трюбнера и с некоторыми другими европейскими фирмами (А. Франк — в Париже, Ф. Шнейдер — в Берлине, Вагнер и Брокгауз — в Лейпциге, Гофман и Кампе — в Гамбурге). Кроме того, для нужд типографии банкир Ротшильд предоставил ему возможность пользоваться собственным адресом в New Court в Лондоне.
21 февраля 1853 года появилось литографированное обращение Герцена «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси». Это послание-призыв к русским людям, которые должны перестать бояться и молчать. В нем Герцен утверждал, что настало «время печатать по-русски вне России». Александр Иванович понимал, что без читателя его труд будет напрасен. Он просил не только проявить интерес к его издательскому делу, но и присылать готовые материалы из России: «Все писанное в духе свободы будет напечатано, от научных и фактических статей по части статистики и истории до романов, повестей и стихотворений». Если же у читателей нет подобных материалов, то Александр Иванович просил присылать ему запрещенные стихотворения Александра Пушкина, Кондратия Рылеева, Михаила Лермонтова, Владимира Печерина и других.
C течением времени Герцену удалось наладить обратную связь с родной землей. Письма из России присылали на несколько надежных адресов и передавали через знакомых. Кроме постоянных адресов, имелись еще второстепенные. Некоторые корреспонденции шли на временные заграничные адреса Ивана Тургенева, Николая Мельгунова, Павла Анненкова. Все это были не раз проверенные и испытанные каналы.
Издания Вольной русской типографии были запрещены в России, поэтому единственно возможным способом доставлять их была контрабанда. Тиражи ввозилась через Петербург, Одессу, Кавказ, китайскую границу — под видом упаковочной бумаги, в чемоданах с двойным дном, в пустых гипсовых бюстах, среди дров, вставными страницами в партиях зарубежных легальных книг, в стволах боевых орудий военного судна.
Иногда Александру Ивановичу удавалось переправлять издания при помощи своих друзей. Так, первым «тайным корреспондентом» Герцена стал его старый знакомый, известный врач и преподаватель Павел Пикулин, который смог провезти через жандармов и таможенников в Россию свежую — буквально с типографского станка — «Полярную звезду». С того времени Пикулин не раз еще ездил за границу, пересылал Герцену различные материалы и, видимо, получал посылки из Лондона на адрес «Журнала общества садоводства», который он одно время издавал в Москве.
Конверты с изданиями сразу же отправлялись героям публикаций -министрам, важным военным, гражданским, духовным чинам. Даже первая прокламация «Юрьев день! Юрьев день! Русскому дворянству», которая обличала крепостное право, не стала исключением. Глава почтового департамента граф Владимир Адлерберг представил текст Николаю I. Реакция царя была весьма любопытной. Прочитав прокламацию, он передал ее графу Александру Орлову со следующей надписью: «Получено по почте из Лондона. Это сочинение известного Герцена и, вероятно, послано ко многим; любо читать! Пришли мне назад».
Проведенные расследования о распространении прокламации результатов не дали. Всем органам жандармерии и полиции были посланы распоряжения, предлагавшие принять меры к тому, чтобы не допустить в Россию лондонские издания. Были предприняты также неудачные попытки оказать давление на английское правительство. Однако сам Николай I и его окружение стали постоянными читателями Герцена – издания доставлялись в III отделение (высший орган политической полиции Российской империи – прим. ред.). Интересно также, что когда 21 августа 1853 года дочери Николая I Ольга и Мария приехали в Лондон, русский посол барон Филипп Бруннов преподнес им по экземпляру недавно вышедшей «Крещеной собственности», рассматривая, очевидно, эту брошюру как скандальную модную новинку.
Статьи в изданиях Герцена были посвящены борьбе за освобождение крестьян и за свободу печати, против дикого помещичьего права, разоблачению политики властей. В них впервые увидели свет многие запрещенные стихотворения Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Кондратия Рылеева, Николая Некрасова и многих русских поэтов; воспоминания декабристов. В них же впервые были опубликованы и различные исторические документы, которые невозможно было напечатать в России по цензурным соображениям, а также произведения самого Герцена.
Встревоженные распространением изданий Вольной русской типографии правящие круги все настойчивее изыскивали средства для противодействия им. Порой даже из легальных зарубежных газет при доставке в Россию вырезались объявления о продаже продукции станка. Однако Императорская Публичная библиотека получала в собственные закрытые фонды герценовские издания, купленные через берлинское посольство или конфискованные на таможне.
Не ограничиваясь мерами чисто полицейского характера на территории России (установление строгого таможенного надзора, преследование лиц, хранящих и распространяющих издания и пр.), правящие круги разрабатывали и другие средства борьбы с Герценом. К 1857–1858 гг. относится замысел ряда высокопоставленных лиц создать печатный орган, который смог бы противодействовать «Колоколу». Вопрос об издании анти-«Колокола» являлся предметом специального обсуждения на заседаниях Государственного совета. Однако эта идея оказалась нереализованной.
Одновременно правительство активизировало деятельность по борьбе с герценовскими изданиями за пределами России. Так, в течение только первой половины 1858 года властям удалось добиться официального запрещения «Колокола» в Пруссии, Саксонии, в Риме, Неаполе, Франкфурте-на-Майне. Обращение к английскому правительству с просьбой запретить издательскую деятельность Герцена не увенчалось успехом, и тогда власти предприняли попытки воспрепятствовать распространению изданий в Париже. Но и эти намерения оказались безуспешными.
Среди корреспондентов Герцена – работники министерств внутренних и иностранных дел, Священного Синода. Хотя тогдашний государственный бюджет не обнародовался, Александру Ивановичу удалось получить и опубликовать полный отчет за 1859 и 1860 годы. Иногда во время министерских докладов император с мрачным юмором вспоминал, что уже читал это в «Колоколе». «Скажите Герцену, чтобы он не бранил меня, иначе я не буду абонироваться на его газету», — иронизировал Александр II, который пришел к власти после смерти Николая I. По словам современников, в конце 50-х годов «личность Герцена пользовалась каким-то мистическим обаянием, превосходившим авторитет власти».
После крестьянской реформы влияние Вольной типографии начало падать. В то время для либеральной общественности Герцен был уже слишком революционным, а для радикальной — чересчур умеренным. В конце 1860-х типография была ликвидирована. Однако ее вклад в развитие русской общественной мысли до сих пор сложно оценить. Как писал русский философ и литературный критик Николай Страхов: «Обыкновенно люди довольны и самими собою, и теми, часто ничтожными, благами, которых они добиваются. <…> Герцен принадлежал к другой, далеко не столь многочисленной породе людей, к тем натурам, которых настроение можно назвать по преимуществу религиозным, которых этот мир, эта жизнь не удовлетворяют. Идеал, живущий в душах таких людей, может, по-видимому, вовсе не совпадать с идеалом церкви, но результаты выходят те же. Настойчиво, неотразимо открывается этим душам темная сторона каждого явления; мир обнаруживает им все, что в нем достойно смеха, плача, негодования».
