О нас
Приглашаем Вас стать участником Проекта!

Зарегистрировавшись, Вы сможете:

  • Заявить о себе из любой точки мира, где Вы живете, поделиться проблемами, рассказать о своей жизни, друзьях, знакомых, о своей семье, представителях своего рода, о планах и надеждах, о том, что Вас волнует, что Вы любите, что Вам интересно!
  • Создать свои сообщества - профессиональные, по интересам, планам на будущее, взглядам на мир, творческие и рабочие группы, найти друзей во всех странах мира, союзников, соратников!
  • Участвовать в формировании и развитии российского цивилизационного «МЫ», всегда ощущая любовь, заботу, поддержку других участников Проекта не только в Интернете, но в реальной жизни – в учебе, профессии, политике, экономике, культуре.
Ангелы или смертники: как летчики закрывали аварийный реактор в Чернобыле
Ангелы или смертники: как летчики закрывали аварийный реактор в Чернобыле

Их называли «ангелы Чернобыля», потому что они одни из первых начали ликвидировать последствия аварии с воздуха. Еще называли смертниками, потому что каждый день они были вынуждены проходить через тысячи рентген. Речь идет о летчиках-ликвидаторах, которые закрывали аварийный реактор ЧАЭС.

Общая канва тех событий известна: 26 апреля 1986 года произошел взрыв на четвертом блоке Чернобыльской АЭС, который полностью разрушил реактор. До сих пор авария расценивается как крупнейшая в своем роде за всю историю атомной энергетики. С последствиями крупнейшей техногенной катастрофы боролись сотни тысяч военных, медиков и добровольцев со всего Советского Союза. Они убирали вручную смертоносные частицы реактора, эвакуировали 45-ти тысячную Припять, снимали зараженный асфальт, стелили новый, засыпали, охлаждали, укрепляли, деактивировали реактор, строили защитный саркофаг. По официальным данным, число ликвидаторов составляло 526 250 человек.

Но мгновенный выброс радиоактивных веществ оказался не главной проблемой. Пожар продолжал выносить «грязь» из опасной зоны, плюс сохранялась угроза нового, более мощного взрыва и прожига основания реактора. Это привело бы к беспрецедентному загрязнению подземных вод, что отразилось на экологии всего мира. Именно поэтому первой задачей стало подавить горение.

Через считанные минуты после взрыва на место приехали несколько отделений пожарной части. Спасатели не дали огню перекинуться на третий блок, потушили возгорание на крыше машинного зала. Всего в тушении принимали участие 69 человек. Многие из них получили большие дозы радиации, некоторые даже смертельные. Только в течение следующих нескольких недель умерли шесть человек. Стало ясно, что приближаться к горящему реактору нельзя, а значит, тушить нужно с воздуха. Так появилась необходимость призвать на службу армейскую авиацию.

«Меня поразило одно: я не успел еще доложить гвардии: «Я, подполковник Яковлев, прибыл в ваше распоряжение», когда Антошкин (ликвидатор аварии, генерал-полковник авиации Николай Антошкин — прим. ред.) громогласно произнес: «А, что, вертолеты еще не работают? Яковлев, меня не волнует, что ты будешь делать и как ты будешь делать, но чтоб твой вертолет висел над реактором. Изображай, что мы работаем. Говорит, вон там мешки — грузите и кидайте», — вспоминал Юрий Яковлев, в 1986 году подполковник, командир эскадрильи МИ-8 51-гвардейского Александровского полка (позывной 351).

Однако летчики начали летать над реактором не сразу. Два дня ушло на то, чтобы внешнюю подвеску вертолетов МИ-6 усовершенствовать. Пока шла эта работа, в течение двух суток летали вертолеты из состава Александрийского полка. В небо поднимались экипажи подполковника Яковлева и командира полка Александра Серебрякова.

«Вы представьте себе, когда военачальнику ставят задачу — ваши вертолеты должны работать над реактором. Если мы запустим эти экипажи, чтобы бросать по одному мешочку, мы за один день и облучим всех полностью, а значит мы не выполним боевую задачу, — объяснял Юрий Яковлев. — Поэтому эту задачу мы взяли на себя. Мы два экипажа, командира полка и мой экипаж, два дня оттачивали вот это дело: выбирали маршруты, выбирали методику, выбирали способы сброса».

Валерий Шмаков, в 1986 году старший лейтенант, штурман вертолета, полковник запаса, пояснял, что это был героический поступок на самом деле: «Они не стали забрасывать реактор телами молодых летчиков». Именно Яковлев и Серебряков делали первые экспериментальные сбросы: с какой скоростью лететь и на какой высоте заходить, как попасть мешком точно в цель и так далее.

Первый полет Юрий Яковлев описывал очень подробно. Как только они взлетели с площадки бортовой сказал: «Командир, дозиметр зашкалил». На что подполковник ответил: «Сережа, выключи, и забудь, что у нас есть дозиметр. Его нет». Бортовой дозиметр выключил и больше никогда на него не смотрел. Впоследствии им еще выдавали пальчиковые дозиметры. Правда, они не работали. «Если пальчиковый дозиметр полностью вырабатывает свою шкалу, он становится на ноль, у нас получалось, что мы сколько дозиметров собой не пробовали брать, они все время зашкаливали на ноль», — смеялся Яковлев.

Сначала лётчики попытались подлететь к реактору на 25 метровой высоте. «Мы подходим, а под тобой, как ад. Я не знаю, что такое ад и, дай Бог, чтобы не знать его. Там всё клокочет, ярко-красный какой-то огонь и жара. Мы как на сковородке себя почувствовали. Но вертолет в этих условиях не должен был летать, он у нас летел, — говорил подполковник. — Мы подобрали валютивную скорость, на которой не снизишься. Подходим, блистер сдвинут, я команду даю: „Сережа, бросай!“ В это время, когда падает мешок, оттуда пыль как дала радиоактивная — полная кабина. Я в набор высоты ухожу. Второй заход делаю и говорю: „Все, на этой высоте невозможно“».

Следующая попытка была на высоте 50 метров. В итоге, благодаря постепенному подбору, летчики вышли на высоту около 150 метров со скоростью подлета 60 км/час. И даже на ней температура составляла порядка 120 градусов по Цельсию. Из защиты с собой у летчиков были только противогазы и химические комплекты. Как только экипажи Яковлева и Серебрякова все отработали, 29 мая начались массовые запуски вертолетов.

Но тут Владимиру Балаханову, в 1986 году капитан, летчик-штурман МИ-8, пришла отличная идея — брать с собой за раз больше, чем стокилограммовый мешок, а для транспортировки использовать парашют. Так, мешки грузили в парашют по 12 штук (пробовали по 15 — не выдерживают) и цепляли к внешней подвеске. Несколько мешков брали в вертолет, еще шесть — на балочные держатели вместо бомб. Пристрелявшись, летчики научились метать их точно в реактор, мгновенно уходя в сторону после сброса.

«Все вертолетчики сейчас герои, да? А вы знаете, сколько из них бросали груз, не доходя до станции, боялись идти на станцию? Этих людей мы убирали сразу, все они пошли возить людей, подвозить грузы. А на станцию шли те, кто морально был готов, что я идут на убой», — подчеркивал Яковлев. Но распространённое мнение, что все вертолетчики погибли от радиации, конечно, заблуждение. Ни один человек, взлетающий над реактором в первые три дня, не погиб. Более того, многие из них живы до сих пор.

Во многом летчиков спасла своя методика, которую они придумали ночью 27 апреля. Авиация всегда работает против ветра, и мы в первый день так и заходили на реактор. А потом поняли, что на нас дует этой радиоактивной пылью, — объяснял Владимир Балахонов. — Ветер шел из Киева, ну и мы стали заходить по ветру. Груз пораньше бросаешь, а потом резко в сторону. Вот это, наверное, сильно помогло».

Валерий Шмаков рассказывал, что они чувствовали, когда подлетали к реактору. «Начинается ионизация. Чувство неимоверной тревоги, душа как бы клокочет, хочет вырваться, я не могу это объяснить словами, это просто чувствуешь», — говорил он. И продолжал: «Все познается в сравнении. Я как-то открыл интернет и читаю там, что в Японии в Фукусиме вертолетчикам была поставлена задача — сделать сто вылетов над разрушенными реакторами. 100 полетов было сделано в течение двух месяцев. Яковлев выполнил 78 вылетов на реактор. Александр Серебряков выполнил 64 полета на реактор. Они вдвоем сделали за три дня в полтора раза больше, чем японские вертолетчики за два месяца».

Вдобавок, нужно учитывать, что за один вылет вертолетчики делали 5–6 заходов над реактором. То есть число вылетов на реактор и количество заходов над ним существенно различается. «Сейчас это уже можно говорить. Раньше мы боялись, что нас спишут с летной работы, поэтому я себе написал 36 рентген за все эти три дня, а остальным сказал писать 34, — отмечал Яковлев. — Надо мной потом профессора смеялись. Сказали: «Юрий Николаевич, хотите мы вам скажем, сколько вы получили рентген реально?» Я говорю: «Не надо, я получил 36, а они — 34, и больше никаких слов не надо».

Три дня, с 27 по 29 апреля, вертолетчики работали практически без перерыва: на сон ушло лишь девять часов, так что события вспоминаются как в омуте. «А на третий день нас отозвали, — пояснял Владимир Балахонов. — Подходим к реактору, на борту почти пять тонн песка, а нам кричат в рацию: „Всё, уходите, вам врачи запретили“. Юрий Яковлев, командир, отвечает, мол, сейчас сбросим и уйдем, а там мат-перемат».

2 мая летчикам, которые были над реактором, объявили благодарность от Горбачева. Пообещали выдать двойные оклады. «Умножают на 4, получают четыре оплачиваемых дня, умножают на два и получают сумму. Я получил 110 рублей, — сетовал Валерий Шмаков. — Дальше был положен санаторий. Нам сказали: „Ребят, извините, лето“. Количество ликвидаторов было больше, его уменьшили, количество реальных инвалидов больше, его тоже уменьшили. Вот это отношение государства. Мы, конечно, любим свою Родину, любим свой народ, но к государству вопросов много до сих пор».

Все летчики, как один, понимали, что нужно работать и делать это быстро. «Это подвиг тех, кто, не щадя свое здоровье, закрыл катастрофу, загородил, и не дал пройти смертельному врагу всемирного масштаба, потому что радиоактивное облако трижды обошло планету, — подчеркивал Шмаков. — И огромнейшее чувство ответственности: если вовремя не успеем, а, не дай Бог, из-за тебя, то пострадавших, погибших больше будет. Вот это вот осознание перечеркивало все остальные чувства».

Конечно, советская власть отчаянно пыталась не придавать аварию широкой огласке, не подрывать свой авторитет. Поэтому действовали по принципу: чем меньше признанных героев, тем лучше. В результате высшее на тот момент звание Героя Советского Союза получил лишь начальник штаба ВВС Киевского военного округа генерал-майор Николай Антошкин. Без званий героев остались все вертолётчики, в числе первых тушившие реактор. Этот вопрос несколько раз поднимался на разных уровнях, но так никакого результата и не возымел.

В 2016 году Юрий Яковлев так прокомментировал эту ситуацию: «Знаете, я честно говорю, не надо. Я получил самую главную награду в этой жизни от Господа — это сама жизнь».

Источники:

  1. Летчики ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы (www.youtube.com/watch?v=m6xDWuSL4AA)
  2. «Почему-то пишут, будто мы все умерли»: первые ликвидаторы — о мифах и правде чернобыльской катастрофы (www.fontanka.ru/2021/04/26/69885968/)
  3. «Остались без званий». Ликвидатор Чернобыльской аварии о героях 1986 года (www.omsk.aif.ru/society/ostalis_bez_zvaniy_likvidator_chernobylskoy_avarii_o_geroyah_1986_goda)

Чтобы оставить комментарий, войдите в аккаунт

Видеообращение директора Проекта "МЫ" Анжелики Войкиной