Итак, в первой части статьи www.wir.com.ru/news/rossiyaiglobalizmvozniknovenieievolyuciya мы рассмотрели вопрос становления глобализма и подошли вплотную к XX веку. Мы увидели, что глобалистские процессы наличествовали давно, задолго до того времени, как впервые мы услышали это слово, которое впервые как термин применил Р. Робертсон в начале 90-х. А в 1992-м им уже была написана работа «Глобализация, социальная теория и глобальная культура».  

Уже к ХIХ веку буржуазия сложила "более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения». Противоречия в сложившейся системе проявились практически сразу, и до сих пор они оказались неразрешимыми. Экспансивность капитализма постоянно проявляется в войнах, переворотах, практике лоббирования своих интересов в третьих странах. И дело тут даже не в идеологических разногласиях (мы все видим, что распад СССР и «капиталистическая» ориентация России ни в коем случае не повлияла на взаимоотношения ее с коллективным Западом).

Почему так?

К концу ХХ века внутренние противоречия начали достигать апогея. Видите ли, сложившаяся система мировой экономики предполагает постоянное расширение. Для более-менее нормального её существования нужен всегда хотя бы минимальный рост ВВП. Достижение «стационарного состояния» - это смерть для капитала (вспоминаем Рикардо). Рост экономики происходит за счёт её расширения и усложнения. Это возможно за счет увеличения покупательной способности населения. Но ее рост в известной степени противоречит самой идее глобального капитализма. Отсюда извечная актуальность вопросов инвестиций, государственного долга и прочего.

В течение XX века этот вопрос не был актуален. Эпоха пара, освоение воздухоплавания, бурный рост потребления не вызывал проблем в приложении капитала. Первая мировая война хорошо «расчистила» поле деятельности для капитала, Вторая мировая повторила этот процесс (войны это вообще самые безжалостные реноваторщики мира). Густонаселенная Азия была в состоянии «проглотить» любое количество произведенного товара. Расплачиваясь ресурсами, Ближний Восток вскоре стал поставлять нефть, богатеть и сам становиться потребителем товаров с высокой добавочной стоимостью. Транснациональный капитал имел рынки сбыта и в Южной Америке.

Но очень скоро у транснационального капитала и обслуживающего его персонала снова появились предсказуемые проблемы. Азия «подросла» и уже вытесняет Запад на западных же рынках, Ближний Восток перестал быть послушным, а образование ОПЕК, Mercosur прекрасно это иллюстрируют. Да, распад СССР и обретение рынков Восточной Европы несколько снизило напряжение на пару десятков лет, но тем не менее стало зримым наступление неизбежного – земной шар «кончился». Нет более мест глобального приложения капитала. Мало того, что нет более новых рынков (Африка не в счет, она бедна, нестабильна и имеет низкую покупательную способность и слишком хорошо помнит колониальное прошлое), но и свои тают от экономической «реконкисты» восточных стран. 

Глобалистам нужно было придумать что-то новое. Изменить не просто экономические воззрения, но и саму философию бытия.  

Это сейчас мы с ностальгией вспоминаем Адама Смита, Дэвида Рикардо, Джона Мейнарда Кейнси. Принцип невмешательства (Laissez-faire) Смита предполагал свободу рынка: в чем-то она тогда действительно была. Сегодня кейнсианский «основной психологический закон» отодвинут на задний план, - есть масса способов изъять у людей накопления.

Мир поразил вирус либертарианства Мюррея Ротбарда с его «К новой свободе. Либертарианский манифест». Его дополняли экономические воззрения Фридриха Хайека, Майкла Фридмана, Анн Рэнд.

Вероятно, здесь и были заложены основы иезуитской подмены тезиса, которая до сих пор вводит в заблуждение многих. Либертарианство предполагает полную свободу хозяйствующих субъектов от государства.  "Правительство должно воздерживаться от вмешательства в экономику... Оно не должно поддерживать неустойчивые компании и отрасли, не должно спасать фирмы, попавшие в сложное положение». Да, это по сути социальный дарвинизм, и, может он мог бы иметь некоторое оправдание, но суть его отличается от свободы предпринимательства Кейнси и Смита. Потому что оно стало инструментом расчистки места для транснационального капитала. Последний изначально является врагом государства, как формы самоорганизации наций. 

На примере концепции де Сюлли, в первой части этой статьи, мы уже рассмотрели противоречия транснационального капитала с государствами и поэтому внешний антураж свободы не должен нас вводить в заблуждение. Либертарианство - гибкий инструмент. В вотчинах ТНК (США и лидирующих стран ЕС.) он существует в виде кажущихся прогрессивных идей, основывающихся на принципах свободы по той причине, что ТНК там заняли главенствующее положение. И они готовы один на один конкурировать со всеми на своей территории. Им не необходима регулирующая функция государств, так, как она нужна более мелким участникам рынка. Свобода им нужна как механизм охранения своих прав, ведь экономически они уже сильнее.

На внешних рынках у национального производителя есть сильный защитник, - Государство. Поэтому экспортный вариант либертарианства чаще принимает форму минархизма. Либертарианцы не уверены в легитимности государства как такового. И минархизм предполагает его наличие исключительно как некий управляющий гражданами аппарат, не несущий культурной, идеологической, этнической составляющей.

Естественно, никакой протекционистской политики и национальных интересов. Государство должно выполнять не функцию регулирования общественных интересов, а создания условий и обслуживания деятельности участников экономических отношений. Где, естественно, крупные игроки будут пожирать слабых. А национальный производитель не сможет конкурировать с сильным западным конкурентом. Россия 90-х с ее святой верой в «целительную руку рынка» прекрасный пример скрытого минархизма – экспортного варианта либертарианства. Эта модель экономики не предполагает становления национальных элит.  

Были написаны множество книг. Глобализм как будущее мира развивали в своих работах К. Поппер, И. Валлерстайн, Ж. Аттали, Ф. Фукуяма, З. Бжезинский. Кстати, в 1945 году в Лондоне вышла книга Карла Поппера  «Открытое общество и его враги». Стоит ли напоминать, что структура Джорджа Сороса также называется – Фонд «Открытое общество». И это не случайно. В «Теории открытых и закрытых обществ» он часто ссылается на Поппера. 

Именно либертарианство должно было стать тем «троянским конем», который должен быль «вскрыть» экономику России и получить доступ к ее недрам, природным и интеллектуальным ресурсам. Аккуратно упакованным в расплывчатый термин «рыночная экономика», известный еще со времен Дж. Милля, И. Бентама, Г. Спенсера. Что мы все прекрасно видели после распада СССР.

Почему так? Видите ли, свобода – это патологическое состояние демократии. Демократия в изначальном, скажем так, аристотелевском смысле – как сосредоточение верховной власти в руках большинства, – и свобода не может быть реализована без отрыва от индивидуальных политических традиций, культурных особенностей, местных условий. Демократия локальна. Она всегда аутентична и, порою, она как способ осуществления народовластия может иметь существенные различие от нации к нации. Достаточно напомнить, что первые русские государства – Киевская Русь и Новгородская (вечевая) республика - сложили совершенно разные политические традиции. И это внутри одного этноса!    

Свобода - это очень относительное понятие. Не будем заниматься мифотворчеством и отбросим либеральный «мененестрелизм» в плане понимания свободы как гипотетического чувства внутренней свободы, желания поступать, как велит сердце… Свобода - это всегда баланс конкретных прав и обязанностей. Право - это то, что дозволяется делать по собственному усмотрению, обязанность – это то, что обеспечивается государственным принуждением. И в каждой стране этот баланс уникален, как уникальны народы. Сравните норвежца и итальянца, англичанина и красного кхмера, индейца тускарора и японца.

Государства не могут строиться по одним лекалам. Государственное строительство всегда должно отталкиваться от собственных политических традиций. Нет никаких универсальных рецептов. Нельзя вот так, без разбора, брать чужие рецепты для своей аутентичной кухни. Тем более, когда свободы используются для того, чтобы обеспечить себе бесконфликтное, без использования дорогостоящей военной силы, вторжение в чужие правовые, социальные, экономические пространства для приискания материальных, земельных и иных ресурсов суверенных наций.    Вот поэтому извращенное сегодня понятие «свобода» и демократия не имеют никакого отношения к истинному, первоначальному или даже правильнее сказать, к тому пониманию этих терминов, которые нам искусственно навязывается извне. Свобода сегодня стала инструментом ликвидации охранительных тенденций в демократиях современных наций. А сама «демократия» становится политическим режимом, обеспечивающим опосредованное управление государствами силами извне.     

Вероятно, именно в этом постоянное «метание» России между Востоком и Западом. Оно преследует российскую действительность с первых послеордынских времен, наполняя собой и смысл Петровских реформ, и спор западников со славянофилами, и воззрения декабристов и реформы Александра II, и в известной степени русскую революцию. В этой же парадигме мы находимся и сейчас.    

Спор западников (Чаадаев П.Я., Анненков П.А., Боткин В.П.) и славянофилов (Хомяков А.С., Киреевский И.В., Самарин Ю.Ф.) ничего не решил. И ведь никого из них нельзя было назвать врагом своему Отечеству. «И те, и другие любили свободу. И те, и другие любили Россию. Славянофилы как мать, западники как дитя...» пишет Бердяев Н.А. Реформы Александра II по характеру были западническими, но они же вызвали в итоге совершенно дикие результаты и разгул терроризма, неэффективность судебной системы и массу прочих проблем. Парадоксально, но народовольцы, бакунинцы, чернопередельцы по убеждениям также были западниками. В итоге мы помним реакцию и социальное напряжение тех лет.

Перманентной ошибкой была вечная попытка отыскать Россию то в одном, то в другом лагере, вместо того, чтобы опираться на естественные, традиционные элементы своей действительности. Сметая «результаты» западнических реформ, Россия вновь экспортировала западнические же идеи революции, демонтировав свою государственность, уничтожив свою элиту, вызвав раскол и погрузив страну в бездну гражданской войны, физически подавляя несогласных. Опять западные идеи. Причем если уж на то пошло, то идеи Маркса и Энгельса были пропитаны европоцентризмом и почти расистским отношением к славянам и вообще к дикой и необразованной (как считали они) русской цивилизации. Они работали с прицелом на немецкий и английский пролетариат.  

Коммунизм в принципе мало чем отличается от глобализма. И в какой-то степени для его левых идеологов стало сюрпризом, что это удалось сделать именно в России. «Открыв» Россию как источник мировой революции, Энгельс меняет мнение о ней, уже понимая, какая страна станет дальнейшим плацдармом революции: «Существующая ныне Российская империя образует последний сильный оплот всей западноевропейской реакции… Никакая революция в Западной Европе не может окончательно победить, пока поблизости существует современное российское государство. Германия же — ближайший его сосед, на Германию, стало быть, обрушится первый натиск русской реакции. Падение русского царизма, уничтожение Российской империи является, стало быть, одним из первых условий окончательной победы немецкого пролетариата». (Ф. Энгельс. «О социальном вопросе в России»).

Лев Тихомиров правильно пишет о социализме как «возрождении древнееврейского мессианства раннехристианского хилиазма». И, вероятно, такие, как Л. Троцкий положили бы весь русский народ в этой безумной идее экспорта революции. Такая мессианская идея была возложена на русский народ, в котором его физические, творческие и интеллектуальные силы должны были быть закланы на алтаре мировой революции во имя достижения мирового господства. Не вышло. Большевики имели иные взгляды на будущее. Как писал Н. Бердяев, Октябрьская революция в итоге «была совершена во имя Маркса, но не по Марксу ...».

Посмотрите на то, что сегодня происходит в Европе? Не кажется ли вам, что все то что происходит там, это все уже было здесь?

«Культура отмены», посредством которой само общество (черные расисты, феминистки, гендерные активисты) теперь в состоянии «уничтожить» любого неугодного, не напоминает Вам подобные процессы над интеллигенцией и инакомыслием? 

А политика мультикультурализма -разве не является копией концепции большевиков о «революции которая продолжается», предполагающую «отмирание нации» как атавизма прошлого в пользу рабочего класса? А эта современная всеевропейская борьба с национальной идентичностью? Идея принесения в жертву сильных народов Европы, в пользу чужих ничего не напоминает? А «Европейские ценности», набившие оскомину в устах Борреля или Урсулы Фон-дер Ляйен не вызывают ассоциаций с «моральным кодексом строителя коммунизма»? Со своим, но довольном схожим предназначением? 

А взаимоотношения национальных политиков с Брюсселем не напоминают вам советские Съезды Народных Депутатов, когда ударники труда, слесари, механизаторы, доярки дружно голосовали, как водится, единогласно, и это называлось народовластием? 

Не это же сегодня мы видим в Европе?

И, конечно, никак нельзя игнорировать главную черту. Что западный глобализм, что коммунизм не предполагает наличие среднего класса.

Сегодня мы видим, что средний класс вымирает повсеместно в экономиках, ориентированных на Запад. Как тут не вспомнить бедственное положение его «советского аналога» инженеров и служащих, чьи зарплаты были даже меньше, чем средние зарплаты рабочих. Хотя в СССР, стоит сказать в защиту его, хотя бы пытались рабочих подтянуть до уровня среднего класса. Но это частность. Мы говорим о тенденциях.

Таким образом, нам остается с грустью признать: Революция уничтожила национальные элиты, но не создала бесклассового общества. Потому что любое общество требует наличия профессиональных управленцев. Выйдя кто из народа, кто из интеллигенции в 20-х годах они сложили управляющий персонал нового государства, который через пару поколений сложил все тот же по содержанию господствующий класс – партноменклатуру. Со своим спецобслуживанием, спецклиниками, учреждениями… Но уже не имевшими исторических связей с прежней Россией. Тем, которым стало потом тесно в политическом и экономическом строе СССР, и они взялись его демонтировать.  

В хрущевское время окончательно сформировалась «новая элита». Не имевшая многовековых связей с Российской Империей. Это был «чистый лист». Неудивительно, что они (Ельцины, Шушкевичи, Алиевы, Шеварднадзе, Каримовы, Бразаускасы…) и демонтировали СССР, отдав на разграбление Западу народное достояние. Нет корней…

И начали постепенно готовить СССР к демонтажу.

Кто знает, может, потому так легко и с минимальным сопротивлением пал СССР?    

А почти сразу же за этим мы вновь с запада приняли готовую модель «демократии», не пытаясь критически подойти к институтам, которые с таким упорством навязывались России ее противниками по «холодной войне».

Как знать – не повторим ли мы вновь ту же ошибку, какую совершили предшественники? Попытка копировать западный опыт без учета национального духа и традиций России, без опоры на исторический  Русский проект и его содержание, «на выходе» может дать все тот же, хорошо знакомый, управленческий класс. А именно – бесконечно оторванный от народа и его национальных интересов, ориентированный на интересы Запада и озабоченный исключительно собственным обогащением.     

Игорь Душенковский08.11.2023 в 17:32Ответить

Дорогая Мила Алич / Дюнан Ньют/ статья содержательная и с  серьезным анализом процессов происходивших и происходящих сейчас  спасибо вам 

Алексей Лупанов12.11.2023 в 12:03Ответить

Мила, не знаю интересно ли это Вам, надеюсь, что "да". Ваше имя должно стоять на учебниках России как по истории, так и экономики. Хоть несколько параграфов.