Изучение семейной истории в процессе патриотического воспитания и самоидентификации.

«В истории каждой семьи, словно в капле воды, отражается целый мир, вся трагическая и великая история нашей Державы».

«В настоящее время очень многие соотечественники интересуются своим родословием. И это очень отрадно, потому что патриотизм начинается с семьи, с любви и уважения к собственным родителям и прародителям. В идеале у каждой семьи, независимо от сословной принадлежности предков, должна быть своя записанная история. Наши предки дали нам жизнь, без них не было бы и нас. Поэтому они достойны того, чтобы о них помнили хотя бы мы, их потомки».
 
«Но сохранение родовой памяти - не только дань предкам. Еще большее значение оно имеет для следующих поколений. Человек должен понимать, что он не оторванный листок, летящий в хаотичном вихре, а ветвь на живом древе, имеющем корни и мощный ствол».

«У личности, осознающей принадлежность к своей семье, а через нее к своему народу и своей стране, самоидентификация гораздо глубже и серьезнее, чем у тех, кто живет без исторической памяти».

Глава Российского Императорского Дома Романовых
Е.И.В. Государыня Великая Княгиня
Мария Владимировна

***

ИЗУЧЕНИЕ СЕМЕЙНОЙ ИСТОРИИ

«Время собирать камни» (Екклесиаст, 3:5)

Когда я в 1980-х годах начал всерьёз интересоваться историей семьи, моя бабушка по линии отца Надежда Сергеевна поведала мне, что незадолго до начала Великой войны 1914-1918 гг. её отцу иерею Сергию Страхову предлагали составить родословное древо и собрать подробные сведения о предках. Эти услуги, естественно, были платными, и вдовый священник, на попечении которого осталось 5 детей, не решился тогда пойти на такие траты. В то же время, он не отверг саму идею и намеревался со временем вернуться к генеалогическим розыскам. Однако вихрь последующих кровавых событий не только отсрочил осуществление такого намерения, но сделал его практически невозможным.

В период массовых репрессий огромное количество семейных архивов погибло. Уничтожение ценнейших документальных собраний происходило и из-за варварства, и из-за небрежения, а нередко и по причине сознательного уничтожения собственного наследия ради выживания. Люди, осмеливавшиеся хранить память о своих предках, фактически держали у себя дополнительные основания для собственного смертного приговора или длительного заключения в лагере.  И это касалось не только «эксплуататорских классов». Другая моя бабушка (со стороны мамы) Вера Макариевна вспоминала, что когда в 1937 году пришли арестовывать её отца Макария Илларионовича Мельникова, человека исключительно «рабоче-крестьянского происхождения», члена ВКП(б), состоявшего в руководстве завода «Красный выборжец» и всецело верившего в «идеалы коммунизма», при обыске живое внимание сотрудников карательных органов привлекла даже какая-то случайно затесавшаяся на полке старая книжка, в которой оказался портрет императора Николая II. Что уж говорить, например, о документах, свидетельствующих о службе самих граждан в государственных учреждениях и военных частях до революции, о фотографиях в форме императорской армии и т.п. Меня до сих пор удивляет, как в семье моего отца имели мужество сохранить альбом с фотографиями, в том числе, с дарственной надписью св. Иоанна Кронштадтского, несколько икон и богослужебных книг, знак Александровского военного училища и похвальные листы расстрелянного во время Красного террора в Крыму в 1920 г. брата бабушки Александра Сергеевича Страхова, календарик, раздававшийся в войсках от имени императрицы Александры Феодоровны… Нашим современникам трудно понять, насколько это было опасно. А тогда многие – даже не ради себя, а ради безопасности своих детей – сжигали в печи книги из семейной библиотеки, рукописные мемуары дедов и прадедов, официальные бумаги и дорогие сердцу письма, вырезали из фотографий лица репрессированных родственников и знакомых, избавлялись от любых напоминаний о прошлом своего рода.

Профессиональная генеалогия¹ в нашей стране не умерла, потому что без неё невозможны полноценные исторические изыскания. Ученые старой закалки, такие как Н.П. Лихачев (1862-1936), Б.С. Веселовский (1876-1952), В.К. Лукомский (1882-1946), А.А. Сиверс (1866-1954) и некоторые другие передали традиции русской генеалогической школы ученикам, родившимся и обучавшимся уже в советский период. Однако из общественного бытия родовая память выкорчёвывалась как чуждое явление, несовместимое с правильным «советским образом жизни».

Вообще отношение к традиционным устоям общества и основам самоидентификации личности у коммунистического режима было противоречивым. Даже сама по себе нравственность – источник всего традиционного мировоззрения - заслужила от В.И. Ленина такие слова: «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственно¬сти разоблачаем»². При этом большевики признавали утилитарное значение нравственности, своеобразно понимаемой ими как «борьбу за укрепление и завершение коммунизма»³. То же самое коснулось патриотизма, который поначалу был у коммунистов   ругательным словом и основанием для расстрельных приговоров, но потом трансформировался в допустимый и поощряемый «советский патриотизм», предполагавший любовь не просто к Родине, а только и исключительно к «социалистической Родине», «Советской Родине»⁴. Тоталитарный характер режима предполагал идеологизацию всех сфер жизни. Но, с другой стороны, жизнь неизбежно пробивалась через асфальт партийных догм и правил. Так постепенно начали возрождаться религиозные поиски, расширялось понятие патриотизма, вновь пробуждался интерес советских граждан к истории Отечества во всей её полноте, в том числе - к прошлому своих родов.

Действительно, если изучение «классово чуждых» предков считалось предосудительным и подозрительным, то вполне дозволенным и даже похвальным в СССР стало сохранение памяти о «традициях революционной борьбы», о рабочих и прочих профессиональных династиях, о военных подвигах отцов и дедов. И это, вне всякого сомнения, было положительным явлением. Идеологические установки чрезвычайно ограничивали временные и тематические рамки подобных исследований. Но сами разрешённые Коммунистической партией направления, несомненно, составляют неотъемлемую часть общей истории и заслуживают не менее глубокого изучения, чем любые другие вопросы бытия человечества во времени. А по мере того, как люди узнавали о судьбах родственников, отличившихся при советской власти, они «входили во вкус» самого процесса исследования, и у них возникало закономерное и естественное желание узнать также о более глубоких истоках своих родов, прикоснуться к запретным страницам, восстановить добрые имена незаконно репрессированных и несправедливо преданных забвению…

1980-1990-е гг. вошли в историю как время мучительного кризиса. Это был чрезвычайно противоречивый период, исполненный великими надеждами и тяжкими разочарованиями, отмеченный преодолением прежних несчастий и помрачений и приходом новых бед и соблазнов. К положительным явлениям той эпохи следует отнести⁵ возвращение осознания важности изучения семейной истории.

Ещё до падения коммунистического режима в СССР состоялась Всесоюзная конференция «Генеалогия. Источники. Проблемы. Методы исследования», организованная в 1989 г. Московским государственным историко-архивным институтом (МГИАИ)⁶. Она открыла новый этап не только сугубо научного, но и общественного обсуждения роли генеалогии в жизни государства, общества, семьи и каждой личности, методологии поиска, сохранения и анализа данных. Возродились Историко-родословное общество в Москве и Русское генеалогическое общество в Санкт-Петербурге; появились организации, объединяющие потомков дореволюционных сословий и просто любителей генеалогии; вышли в свет специализированные журналы. По мере совершенствования компьютерных технологий созданы базы данных, а с появлением Интернета – сайты и страницы в социальных сетях, посвященные истории родов. Открылись для более широкого доступа частных лиц многие государственные архивы, стали доступнее их услуги.

Конечно, по сей день существует много различных проблем, стоящих как перед профессиональными историками-генеалогами, так и перед частными лицами, желающими самостоятельно создать историческое описание своего рода. Но самое главное – в российском государстве и гражданском обществе крепнет убежденность в необходимости «создания условий для воспитания гармонично развитой и социально ответственной личности на основе духовно-нравственных ценностей народов Российской Федерации, исторических и национально-культурных традиций»⁷. Естественно, такое воспитание невозможно без преемственности поколений, уважения к памяти предков и извлечения уроков из пройденного ими пути.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1.  Генеалогия с научно-официальной точки зрения есть «построенное на достоверных документах и других источниках доказательство родства, существующего между лицами, имеющими общего родоначальника или потомка, независимо от общественного положения этих лиц», а с частной личностно-семейной – «история того или другого рода во всех проявлениях жизни его представителей, как общественной, так и семейной» (Савелов-Савелков Л.М. Лекции по русской генеалогии, читанные в Московском археологическом институте: первое и второе полугодие. – М.: «Археографический центр», 1994. – 270 с. – С. 21
2. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. – 5-е изд. – М.: ИПЛ, 1967. – Т. 41. – С. 313
3. Там же
4. Как будто без социализма и советских органов власти страна рождения перестаёт быть Родиной.
5. Наряду с прекращением гонений на веру в Бога, освобождением от идеологического диктата и пересмотром догматического марксистского осмысления исторического процесса.
6. МГИАИ в то время – одно из самых престижных гуманитарных высших учебных заведений СССР. Ныне – Историко-архивный институт Российского государственного гуманитарного университета (ИАИ РГГУ)
7. 7)   Указ Президента Российской Федерации «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года» № 474 от 21 июля 2020 г. www.kremlin.ru/acts/bank/45726